Изочка тихонько присела у печки и принялась, вынимая из ржавого ведра щепки, складывать их в угол. Это занятие, как она полагала, придавало ее присутствию при взрослом разговоре нюанс уважительной причины.
— Осподи! Что делать, что делать?
— Все пройдет, Матрена Алексеевна, все пройдет, — утешала ее Мария. — Что вы так убиваетесь? Жизнь не кончилась. Жизнь, можно сказать, только началась.
— Ой-ешеньки! — качалась из стороны в сторону тетя Матрена. — Ой, миленька моя! Ой. Осподи, сердце-то как болит!
— Его не вернешь. Он тоже был не бессмертный. Поберегите сердце. Все, как говорится, там будем.
— Ой-ей-ей-ей…
В кухню зашла соседка Наталья Фридриховна и закурила папиросу.
— Что вы так запричитали, Матрена Алексеевна?
Тетя Матрена резко замолчала.
— Муж придет, расскажет. — Наталья Фридриховна с силой затушила недокуренную папиросу о холодную плиту. — Если типографских хоть завтра отпустят… Оставили на вторые сутки — некрологи в газеты допечатывать. А он и так был болен давно. Следовало ожидать… Теперь, может, ваш Иван Иванович вернется.
— Что ты, миленька. — Голос у тети Матрены был такой ровный, будто не она только что вопила, как безумная. — Разве он Ван Ваныча туда засадил? Он про эту сковородку несчастную и знать не мог! Это же Скворыхин, сука, будь он неладен, из зависти все! С малых лет всем, поди, завидовал, сволочь, гнида поганая! Кто Ван Ваныч был, и кто он!
— Скворыхин, конечно, сволочь, но ведь не он отправил Ивана Ивановича в тюрьму, — возразила Наталья Фридриховна. — Он просто донес.
— Тише, — прижала палец к губам Мария. — И стены имеют уши. Пойдемте-ка лучше спать. Завтра всем на работу.
Тетя Матрена сладко зевнула:
— Ой, и впрямь. Может, ты и права, Наталья. Может, так оно и к лучшему…
Мария собиралась ложиться, когда в дверь тихонько постучала Наталья Фридриховна.
— Простите… Заснуть не могу. Подумала, может, и вы не спите.
— Заходите. — Мария накинула на плечи платок. — Как тут уснешь.
— Извините меня, Мария Романовна, я вина принесла… Давно уже от Семена прятала, да все не было случая.
Мария достала с полки стаканы.
— Да, сегодня, кажется, именно тот самый случай… Я про себя не говорю, я вам в прошлый раз про наши с Хаимом хождения по мукам рассказывала. Но вы-то, вы за что его так не лю… ненавидите?
— Ненавидела. Теперь уже можно сказать в прошедшем времени. Какое счастье, что его больше нет!