Пунцовый дядя Паша погрозил пальцем.
— Ничего я не подслушивала, — обиделась Изочка. — Мне теперь, когда взрослые разговаривают, уши, что ли, все время затыкать? И спросить нельзя…
— М-да, куда ни кинь — всюду клин, — согласился дядя Паша. — Такая уж ваша детская участь. А то, что я к твоей маме с клиньями подхожу, так это, честно сказать, правда. Но только они не те, что я тебе перечислил. Эти клинья совсем другие.
Из кухни в коридор выглянула Мария, кивнула дяде Паше:
— Здравствуйте, Павел Пудович, — и накинулась на Изочку: — Куда ты запропастилась? Жду ее, жду…
— Ой, забыла, — заторопилась Изочка. — Сейчас, мам!
— Извиняй, Мария, — сказал дядя Паша. — Это я ее задержал, мы тут об одном деле договаривались, — и подмигнул Изочке.
— О чем вы так долго разговаривали? — подозрительно спросила Мария, когда Изочка принесла картошку.
Изочка чуть было не сказала про клинья, но посмотрела на тетю Матрену и вовремя прикусила язык.
— Так, ни о чем. Дядя Паша просто пошутил. Он мне рассказывал про эти… про земельные наделы.
— Какие, однако, разговоры-то у вас солидные, — засмеялась тетя Матрена. — Ему что, надел дали?
— Кажется, дали, а может, и нет. Вроде бы точно нет, или да, — забормотала Изочка в смятении.
— Так да или нет?
— А вы у дяди Паши сами спросите, — выкрутилась Изочка.
Фу, аж вспотела. Какая все-таки дотошная эта тетя Матрена.
— Никакого времени не хватает на воспитание. Не представляю, что творится в голове у этого ребенка, — вздохнула Мария.
— Ничего, перемелется — мука будет, — сказала тетя Матрена. — Я вон тоже раньше тока о Мишке думала. А теперь гляди, какой вымахал. В слесарке хвалят. Толковый, грят, ученик.
— Не знаю, не знаю… Один Бог ведает, что из девочки получится…
— А ты не сумлевайся. Все будет как надо, я тебе грю. Ты голову дочурой шибко не забивай, не на одной же ей свет клином сошелся. О себе, миленька моя, подумать надо, ты ж молодая еще.
Почти месяц Изочка не задавала никаких вопросов. Однажды заглянула в кухню, а там, уронив на клеенчатый стол растрепанную голову, громко воет тетя Матрена.
Мария с растерянным, но каким-то неопределенным (радостным? торжественным?) выражением на лице сидела рядом и гладила ее по плечу.
— Ой, ей-ешеньки, ой, не могу, не могу, не могу! Ой, что же теперь нам делать-то, как жить?! — голосила тетя Матрена.