— Это Шаляпин.
— Никакой не Шляпин, а дяди Пашин патефон, — поправила Изочка. — Можно, я пойду послушаю?
— Еще чего не хватало! — Мамина улыбка моментально исчезла. — Не успели переехать, как она уже в гости набивается!
— Я не набивалась. Он сам позвал, — обиделась Изочка.
— Нет уж, дорогая моя, никаких «в гости». У нас сегодня масса дел. Сейчас пойдем и купим краску. Все равно какую, лишь бы черное закрасить. Сил моих нет смотреть на этот катафалк.
Музыка стихла. В окне вырос могучий бюст дяди Паши, и Мария от неожиданности вздрогнула.
— Извиняй, соседка, прогудел он. — Я подумал: может, вам помочь надо?
— Ничего нам не надо, сердито сказала Мария. — Я полагаю, вы и есть тот самый дядя Паша? Спасибо, конечно, за леденец, но прошу больше ничего подозрительного моей дочери не дарить и не выскакивать из неожиданных мест, как черт из табакерки!
— Извиняй, — сконфузился дяденька. — Я ж по-простому, по-соседски, может, думаю, помочь чего, мебель подвинуть.
— Мебели у нас никакой нет, а с мелочью мы и сами справимся, — смягчилась Мария. — Да, вот что, может, вы знаете, где светлую краску купить?
— Для печки? — обрадовался дядя Паша. — Я тоже первым делом эту бандуру закрасил. И белила остались голубенькие — я в них сухой синьки добавил. Мне краска больше ни к чему, а вам хватит с лихвой.
Вечером дядя Паша приволок ржавую железную кровать с прогнутой панцирной сеткой и фигурными, в шишечках и волнах, спинками.
— Ну вот, сетку сейчас подтянем, а если краска еще есть чуток, обновишь — и в самый раз. Не на полу же валяться.
— Сколько я вам должна?
— Что ты. — Дядя Паша так смутился, что даже покраснел. — В амбаре полно всякой рухляди. Ничья, прежние хозяева бросили, тут раньше скопческий дом стоял.
Голубой печной кожух красиво переливался в светлом воздухе белой ночи, пахнущем свежей масляной краской, кровать стала как новенькая и тоже блестела, а спать они пока легли на полу.
— Ну, вот и устроились, — вздохнула Мария. — Приятного сна, доча.
— Мария, а кто такой Шляпин?
— Не Шляпин, а Шаляпин. Это великий певец.
— А что такое нивы?
— Поля.
— А почему они печальные?