— Ты мне, что ли? — быстро сказал Горев. — Мне не надо, неси обратно.
— Иди ты, знаешь… Тебе! Мне, а не тебе! — Он свалил постель на бревно и тоже стал раскладываться рядом.
Горев усмехнулся. Это ему уже нравилось. Это уже кое-что, если они его боятся. Значит, он ведет себя правильно. Да и как можно иначе? Подхихикивать им, что ли?
Когда легли и закурили, Горев смело сказал:
— Слушай, Толя, это, конечно, дело твое…
— Что? — спросил Воронов нехотя.
— Ну все это, что происходит…
— Что происходит-то?
— Что ты дурачка строишь?
— Ну?
— Так вот, это дело твое…
— Ну мое…
— Ну так вот, это твое, а я…
— А тебе-то что, если мое?
— Как?
— Тебе-то, говорю, что за печаль?
Горев приподнял голову и посмотрел во тьму, на близкий огонек папиросы.
— Вон что! — сказал он со значением.
Воронов не ответил.
— Ну, тогда, конечно, тогда я молчу. — И Горев действительно умолк. «Вот, значит, вы как, товарищ Воронов, припекло вас, уже, выходит, и друзей побоку. Ну что ж, спасибо, по крайней мере, все ясно…»
— Ты как будто только что из яичка вылупился, — сказал Воронов. — Все, понимаешь, романтика играет… Вот у нас во взводе тоже один был такой, я, кажется, рассказывал…
— Знаешь, только не надо про армию, надоело! И вообще, по-моему, все ясно…