Как часто, проходя через базарную площадь, Игорь мечтал: эх, вот бы вместо базара — стадион! Футбольное поле, баскетбольная площадка, корты. А зимой — каток! Впрочем, зачем ему это все, когда он скоро уедет.
Впереди, широко шагая, шел Юрка Игнашов. Юрка тоже уедет учиться. На филологический. Все разъедутся. Андрюшка Кочергин — в пединститут. Давнишняя его мечта. Жалко Володьку Рюмахина. В школе нет лучшего механика, электротехника, радиста. А вот с математикой не в ладах, еле-еле тянет на тройку. Без производственного стажа ему в институт не попасть. Ну, а Димку Толмачова ждет консерватория. Здорово играет на рояле. И сочиняет, как настоящий композитор. Но что выберет Илька Поляков? Вот чудак так чудак! Давно ли мечтал быть геологом? Золото, нефть, железная руда — ну что может быть интереснее профессии искателя земных богатств! И вдруг решил стать историком. Но и это увлечение было недолгим. Что значит историк рядом с врачом! Он будет бороться за жизнь человека. Разве есть еще более благородная профессия? И никто не удивится, если Илька подастся вместе с Нинкой Богдановой на зоотехника. Нинка прирожденный зоотехник. Даже умеет разговаривать на птичьем языке. Она курам: «цып, цып, цып», — а они ей: «ко-ко-ко!» Интересно, а что будет делать Димка Тесов? Не хочет ни работать, ни учиться, ни уезжать, ни оставаться.
— Шеломов! Игорь!
— А, Игнашов!
Они не дружат, хотя и учатся в одном классе. Враждуют? Нет, но всегда настороженны. И внешне друг к другу безразличны. Но зачем он потребовался длинноногому? Игнашов — он просто так не будет ждать, лишь бы вместе идти в школу.
— Странные иногда отношения бывают, — заговорил, как бы рассуждая сам с собой, Игнашов. — Вот учатся в одном классе два ученика. Оба способные, у обоих общие интересы, а вот не дружат. Ты, Игорь, не находишь это странным? Тем более, что мы с тобой наверняка попадем в вуз, будем жить в одном городе.
— Это еще ничего не значит.
— Но что нас с тобой разделяет?
— А что нас с тобой объединяет?
Игорь мысленно чертыхнулся. Чего пристает со своей дружбой? Не до нее. Кому-кому, а Игнашову меньше всего надо думать о том, с кем оставить мать, как ей помочь. И вообще не нужна ему игнашовская дружба!
Он хорошо помнил, как Игнашов три года назад пришел в школу. Высокий, он на первом же занятии по физкультуре встал на правый фланг и, хочешь не хочешь, а заставил равняться на себя весь класс. Равняться на новенького? Обидно и даже оскорбительно. Требовалось отмщение. Во-первых, в большую перемену Володька Рюмахин кладет Игнашова на обе лопатки, а, во-вторых, разыграть новичка на уроке литературы, предварительно намекнув Анне Михайловне, что Игнашов великий знаток Блока, которого сама Анна Михайловна любила без ума и, как считали в классе, даже без меры. Но отмщение не состоялось. Новичок сам положил Рюмахина на обе лопатки да и, как оказалось, неплохо знал Блока.
Такая победа могла бы сдружить Игоря с Игнашовым, но что бы ни делал новичок, он как бы говорил другим: «Ну что вы против меня, куда уж вам»… И это раздражало и вызывало отчужденность.
Они едва успели к звонку.
В класс пришел директор школы Егор Васильевич. Ну что ж, послезавтра начинаются выпускные экзамены. Да, первый по литературе. Нужно мобилизовать все свои силы, все свое внимание.
Володька Рюмахин толкнул Игоря в бок. Чепуха! Чтобы подготовиться к экзамену по литературе, надо заранее написать сочинение на три темы: «Комсомол в гражданскую войну» («Как закалялась сталь»), «Молодежь в Отечественную войну» («Молодая гвардия»). И что-нибудь классическое — «Наш Чехов» или «Народ в «Войне и мире». Согласен? Уж одна тема обязательно будет.
Ох, дока этот Володька! И не лишен наблюдательности. Действительно, одна из этих тем вот уж третий год дается на выпускных экзаменах. Не очень-то велика фантазия у тех, кто придумывает темы. Вот, говорят, на экзаменах в вуз — держись! Нет, не по литературе. По литературе там те же темы. Но по математике, физике, химии… Отвечаешь правильно, а на тебя смотрят так, словно ты порешь глупость. Долго ли смутиться, сбиться? А тебе говорят: значит, нет уверенности в собственных знаниях. И снова чувствует, как Володька Рюмахин толкает его в бок.
— Слыхал, что Егор Васильевич сказал? Важна еще эмоциональность сочинения. Вот чудак! В прошлом году Семка Епифанов на двадцать пять страниц сочинение написал. Здорово написал. Да беда: восемь ошибок сделал. Еще бы, столько накатал! А надо не больше шести страниц. И ошибок мало, и вроде как тема развернута. Верная четверка!
— Отстань, Володька!
— Тебе-то что! Тебе пятерка гарантирована!
— Не мешай, говорят.
Но и Шеломов плохо слушал Егора Васильевича. Подумаешь, проблема — хорошо написать сочинение! Пятерки, четверки, тройки. Разве в них дело? Они ничем не помогут его матери, младшим сестрам, ему самому. Да, экзамены впереди. Но у него такое чувство, будто он уже закончил школу. И внутри какая-то пустота. А может быть, посоветоваться с Егором Васильевичем? Зачем? Он уже сказал ему: «Физик, математик — поступай в институт!» Все говорят, что воспитатель он преотличный. У кого нет детей, тому не знакомы чрезмерные родительские чувства. Это и позволяет ему направлять по верному пути большепустошских чад.
Дома все было обычным. Летнее тепло русской печи — не жаркое, как зимой, и едва ощутимое после зноя улицы, — сонная тишина прибранной горницы, запах зацветающей под окнами сирени. И все-таки чего-то в доме недоставало. Игорь сначала это почувствовал, а уж потом увидел. На платяном шкафу не было большого с металлическими застежками чемодана, исчезли с комода мраморный слоник и фарфоровый мопс, снята с окна тюлевая занавеска. Антонина уехала. Уехала, прихватив с собой все свои пустяковые вещицы. Только по ним и чувствовалось ее присутствие в доме. Жила, как квартирантка. Отдавала со своего жалования на молокопункте двадцать рублей за стол и крой и больше ничего не знала.