Жрец аж зубами щёлкнул, когда исполнял высочайший приказ.
Пифия облизала сухие губы и продолжила:
— Напои меня, пожалуйста, и дай поспать.
Спустя пару минут она заснула нормальным человеческим сном и проспала до самого утра, не помня видений, да их, возможно, и не было.
Хотя может быть, она всё-таки видела странного старика, которого как раз трудно запомнить.
А вот Аполлон Ромашкин этого старика лицезрел. Точнее, долгое время студент не осознавал, на кого смотрит. Да и вообще всё было не так.
Сначала парень почувствовал, как падает и бьётся боком оземь. Потом он как в бреду поднялся и попытался собраться с мыслями. А когда мысли обрели кое-какой строй, Аполлон всё же заметил, что находится в компании серого молчуна. Кажется, с бородой. Да, верно. И одежды такие ветхие... И вся фигура будто нарисована художником, повёрнутым на штриховке, в которую надо долго вглядываться, чтобы угадать спрятанный образ.
И вот старик всё же проявился, только как ни старался студент встретиться с ним взглядом, а глаза никак не находились. Было в этой странной и абсолютно безмолвной игре нечто зловещее. По-настоящему зловещее, не как в западных фильмах про неведомую мистическую хрень.
Понял Аполлон одно: неуловимость глаз старика объяснялась именно жутким ужасом студента. Ромашкин до дрожи боялся заглянуть в адские очи, и страх оказался таким всеобъемлющим, что попросту перестал осознаваться как страх. Неведомые глаза буквально засасывали душу, тянули в неведомую бездну, и было ясно: взгляни туда и пропал.
Совершенно неожиданно захотелось достать из кармана пару монет и закрыть ими эти «чёрные дырочки» (Аполлон почему-то был уверен: в голове старика есть две маленькие космические сингулярности), но денег у Ромашкина не водилось, а мошна осталась у Клепсидры.
Спохватившись, парень оглянулся, только девушки рядом не обнаружилось, зато уточнилось место, куда Аполлон угодил. Серый берег, тёмная неподвижная вода, в ней лодка, в лодке стоит старик и пристально смотрит на Ромашкина.
«Да ходи оно всё конём!» — мысленно решился студент и уставился прямо в глаза старца.
Да, там были два гипнотических провала, в которые устремилось сознание Аполлона, но такая хрень парня совершенно не устраивала, он мгновенно вскипел гневом, как это случалось с ним в присутствии олимпийцев, и чары безглазого старца мгновенно развеялись.
— Э, нет! Тебе здесь не место! — Старик оказался чревовещателем, губы даже не дрогнули.
— Тогда я пошёл, — холодно ответил Ромашкин, а сам всё же вспомнил имя собеседника — Харон.
— Куда? — «Внутренний» голос старца был печален и неутешен, будто вопль узника глубокой сырой ямы.
Харон протянул сухую полуистлевшую руку к Аполлону, тот плюнул на этот форменный зомби-апокалипсис и побрёл от воды.
Старик что-то гудел ему вслед, но парень не расслышал, да и не хотелось.
«Стикс! — откопал в кладовых памяти студент. — Река, отделяющая наш мир от Аида. Ну её на фиг. Я слишком молод, чтобы умирать».
Аполлон схватился за грудь. Дыра, проделанная мечом Ареса, никуда не делась. Ромашкин, кстати, и не знал, что его проткнул именно бог войны. Дыра и дыра. Подлая и, увы, настоящая. Парень ощутил, насколько он слаб и заторможен, но, к его удивлению, состояние это было постоянным, силы не убывали. То ли убывать было нечему, то ли магия места такова.
Конечно, парня беспокоил скачок, который он совершил из постоялого двора к Стиксу. Лучше бы это оказался сон, не хотелось бы убедиться на собственном примере в том, что смерть действительно предлагает человеку столь причудливый постмортальный вояж. Глупость же, несуразица, сандалии всмятку.
Так он и шагал, шаркая, по серой земле в сером полумраке под серым небом, пока впереди не послышался шум, тоже показавшийся Аполлону серым. Дробный рокот нарастал, а вместе с ним приближался пылевой вихрь. Клубы мельчайшей пыли хлестнули Ромашкина в лицо и всё разом стихло.