– Мы не подведем тебя… даже если нас будут пытать…
– Смотрите же, девчата! – Лицо ее стало строгим. – Мы решили убить вислогубого.
– Кто это «мы»? – деланно безразличным тоном спросила Аня.
– Народные мстители!
– Народные мстители? – переспросила Вера.
Она слышала от Устиньи, что в округе действует партизанский отряд «Патриот Советской Родины».
Вера представляла этот отряд мощным, большим, а его людей – пожилыми, сильными, с карабинами за плечами, с гранатами на поясе, пулеметными лентами через грудь. И никак уж не могла представить себе народным мстителем Лиду.
– Ты состоишь в отряде народных мстителей? – спросила Вера.
Лида замялась.
– Нет, я не состою. Но это так. Егор Егорович называл нас, девчат, которые ненавидят фрицев, – народные мстители. Он часто говорил мне: «Не беда, что ты не в отряде, там тебя все равно числят». Он меня туда не послал, наверное, только потому, что я не комсомолка, – с грустью закончила Лида и замолчала. Но вдруг встрепенулась и вложила в руку Веры бумажный комок. – Это отрава, ее два порошка… К вам он ходит… Если дать ему в красной бумажке, то он через часа три подохнет, а если ту порцию, что в белой, через полчаса… Поняла?
На лбу Веры выступил пот, но она не вернула этот комок Лиде, а, наоборот, крепко зажала его в своей руке. Для маскировки бубнила, что у нее для такого дела не хватит смелости. Да и боится брать на себя тяжкий грех.
– Как же так?.. Это ведь богу противно… – бубнила она.
– Эх, ты, святоша! – прикрикнула Лида, схватила со стола горшок и замахнулась им. – Вот как тресну по твоей забитой дурью башке, так сразу дойдет!.. Враг поганит нашу землю, жжет наши избы, убивает наших родных и дорогих людей, насилует девчат, угоняет народ в неволю, а ты слюну пустила! Ханжа разнесчастная!.. – потрясая горшком, Лида наступала на Веру, и если бы не шаги во дворе, она, возможно, даже легонько стукнула бы ее.
– Да тише ты, мститель! Слышь, кто-то идет, – шикнула Вера. – Вот из-за таких болтунов и хорошие люди гибнут…
Лида схватила со скамейки платок и бросилась к двери, но было уже поздно. В сенях что-то загремело, послышалось царапанье по стене, потом заскрипела дверь, и пьяный голос Семена прохрипел:
– Есть кто живой? Открывай!
Все, затаив дыхание, молчали. Семен в дверях чиркнул спичкой и заорал:
– А, Настасия батьковна! Поклон и уважение! – поклонился он до пояса. – А где Устинья?
– Тети Стеши нет дома. Позвать? – Вера рванулась к двери.
– Не надо! – Семен преградил ей путь и снова чиркнул спичкой. – Зажигай коптилку!
– Нам и так хорошо, – огрызнулась Аня.
– Что?! Мне перечить?.. Дура! – гаркнул Семен и что есть силы стукнул кулачищем по столу, да так, что даже в шкафчике зазвенела посуда. – Ты знаешь, кто я?!
– Дурак! Вот ты кто, – сорвалось у Ани.
– Что?! Повтори! – Семен рванулся к Ане. – Теперь я власть, вот кто! Староста. Понимаешь ты? – обернулся он к Вере. – Настенька, – староста! Теперь вы все в моих руках, – дыша перегаром, орал Семен.
Вера зажгла коптилку.
– …Я тебя, Анастасьюшка, кукушечка моя, в обиду не дам… Если кто до тебя дотронется, – скрежеща зубами, Семен потряс кулаком, – сам на дыбу вздерну… – Потом он взял Веру за руку и потянул в темный угол. – Завтра созову гостей, всех знатных людей, господина коменданта приглашу и всем покажу тебя… Вот тебе подарочек, – он вытащил из бокового кармана бусы.
Разукрашу тебя, как картинку,
И отдам это все за любовь…
Вера оттолкнула его руку с бусами. Глаза Семена блеснули злым огнем, он заревел:
– Настя! Не перечь! – и, схватив ее за талию, прижал к себе.
Но если сомненье вкрадется,
Что Настюшенька мне неверна,
Наказаньем весь мир содрогнется,
Ужаснется и сам сатана…
И Семен жадно впился губами в губы Веры.