Гастролируя по всем европейским странам в качестве мирового маэстро, певец попал в Россию. Здесь он пел в Петербурге.
Его пленила русская природа.
Будучи богат, он купил себе имение в Польше (где-то под Варшавой). Петь продолжал главным образом в Петербурге.
Простудился там — и потерял голос.
Русские врачи не помогли. Он отправляется в Германию, в Шварцвальд. Там его заставили долгое время молчать совсем. И вылечили.
Он продолжал петь, говорят, с прежней славой.
Умер он, кажется, в своем имении под Варшавой, оставив троих детей: Льва, Иво и дочь Валентину.
Имя Валентины Бианки упоминается в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона.
Валентина Бианки обладала исключительным голосом (героическое сопрано).
Она была примадонной Мариинского театра.
Для её голоса композитор Серов написал партию Юдифи в опере «Юдифь». Партию эту — в таком виде, как она была написана для бабки Валентины, — до сих пор не может исполнить ни одна певица (непомерно велик диапазон).
Валентина Бианки рано сошла со сцены. Она полюбила, и жених её (фамилия его Фабиан) поставил решительное требование: или сцена, или семья.
Певица выбрала семью и уехала с мужем в провинцию (муж её был лесничим где-то в Остзейском крае).
У меня сохранилась фотография бабки Валентины; она — в роли Антониды в опере Глинки «Жизнь за царя».
Судя по фотографии, у бабки Валентины была фигура сорокаведёрной бочки. Такая же фигура была у знаменитой итальянской певицы начала этого столетия — Баронат. (Сверхколоратурное сопрано.) Баронат мне довелось слушать не раз.
Продолжается ли род Фабианов бабки Валентины, никому из нас, её внучатых племянников, неизвестно.
Иво Бианки был профессором Петербургской консерватории. Отличался, будто бы, неуживчивым и резким характером, он был ярым поборником справедливости. (Есть сведения, что состав преподавателей Консерватории того времени не отличался высоким моральным уровнем, чем и была вызвана «неуживчивость» деда Иво, человека крайне принципиального, аскета и холостяка.)
Были у Иво причуды. Так, он считал, что носить два дня подряд одну и ту же пару обуви крайне вредно. В одной из комнат его большой «холостой» консерваторской квартиры стояла 31 пара ботинок; каждый день в месяце чудаку подавалась новая пара, а вчерашняя ставилась на своё место.
Страдал любопытной идиосинкразией: плохо переносил все фрукты и ягоды и, в особенности, землянику: при одном запахе этой ягоды невыносимо страдал, до судорог. Идиосинкразия эта «передалась» в нашем роду моему старшему брату Льву Валентиновичу: он не ел никаких фруктов (кроме яблок и «большого круглого огурца» — арбуза; дыню не выносил) и пахучих ягод; от запаха земляники приходил в ярость; очень плохо переносил запах одеколона и многих духов.
Племянница моя Нерея — дочь среднего брата, Анатолия Валентиновича — очень любит землянику (как и все другие члены нашего рода), но, поев её, заболевает.
Когда деду моему — Льву — исполнилось 16 лет, его отец — Томас — заявил: «Довольно юнцу сидеть дома, пускай-де учится ходить на своих ногах», — дал ему письмо к какому-то влиятельному ученому другу в Германии и отправил сына за границу.
Лев Бианки вернулся из Германии гражданским инженером.