– Я слышал, как кто-то говорил, что эта война совсем необычная.
– Конечно, дядя Гай, чем дольше каждый держится в стороне от нее, тем лучше для него. Вы, гражданские, просто не представляете, в каких благоприятных условиях находитесь.
– А может быть, в данный момент, Тони, мы не очень-то и хотели бы находиться в благоприятных условиях.
– Я, например, точно знаю, чего хочу. Военный крест и аккуратненькую маленькую рану. Тогда остальную часть войны я мог бы провести в окружений хорошеньких и заботливых медицинских сестер.
– Пожалуйста, Тони!
– Извини, мамуля. Не будь такой ужасно серьезной, а то я начну жалеть, что не провожу свое увольнение в Лондоне.
– По-моему, я вовсе не вешаю носа. Но только, пожалуйста, дорогой, не говори, что ты хочешь, чтобы тебя ранили.
– Ха, но это же лучшее, на что может надеяться любой. Разве не так?
– Послушайте, – вмешался Бокс-Бендер, – не начинаем ли мы понемногу видеть все в мрачном свете? Забирай-ка дядю Гая, пока мы с мамой уберем со стола.
Гай и Тони прошли в библиотеку. Французские окна, выходившие в сад с выложенными камнем дорожками, были открыты.
– Хочешь не хочешь, черт возьми, но, прежде чем зажечь свет, надо опустить шторы.
– Давай выйдем на воздух, – предложил Гай.
Сумерки сгустились, но еще не настолько, чтобы не видеть дороги. Воздух благоухал, напоенный ароматом невидимых цветов старой магнолии, прикрывавшей собою добрую половину дома.
– Никогда не чувствовал себя так отвратительно, как сейчас, – признался Тони. Когда они вышли в сгущавшиеся сумерки, он неожиданно спросил: – Расскажите мне, как сходят с ума. У многих ли родственников мамули не хватало винтиков?
– Нет.
– А дядя Айво был такой, правда?
– Он страдал избытком меланхолии.
– Не наследственной?
– Нет, нет. А почему ты спрашиваешь? Ты что, чувствуешь, что твой рассудок мутится?
– Пока нет. Но я прочитал об одном офицере – участнике прошлой войны, который казался совершенно нормальным до тех пор, пока не попал в бой, а в бою взбесился как собака, и сержанту пришлось пристрелить его.
– Слово «взбесился» вряд ли подходит к тому, что произошло с твоим дядей. Он во всех отношениях был очень скромным человеком.
– А как другие?