Ловко перемахнув забор, Шац открыл калитку. Собаки у нашего «героя» не было.
Мы спокойно вошли внутрь.
— … а?…
До меня наконец дошло, что меня трясут за рукав. Я с трудом поднял на него глаза.
— Что…?
До меня как сквозь воду доходил смысл.
— Ты это… командир. Может, я первый пойду? — как-то нерешительно спросил Генрих.
Вопрос опять с трудом дошел до меня сквозь опаляющую нутро ненависть. Глядя на мое лицо, он что-то почувствовал.
— А смысл? — не разжимая сведенных судорогой зубов, спросил я.
— Да хочу я ему задать пару вопросов. Ты же не сможешь…?
— Не… не смогу… идите…
Я испытывал опаляющее самое нутро ненависть. Я такого никогда не испытывал. Я аж замычал… от перехлестывающих через край чувств. У меня было только одно желание вцепиться в его горло. Распластать эту с-су-уку, как в плохих фильмах. Ножом… порвать его собственными руками. Просто порвать…
Ненависть клокотала в горле и мешала дышать…
Пока я пытался обуздать этот поток абсолютно несвойственных мне чувств, видимо прошло какое-то время. Нет, умом я понимал, что Генрих прав. И поэтому я старался отдышаться и начать хоть что-то соображать… — Иди командир, погляди… — Семён шепотом позвал меня с крыльца и шагнул обратно в дом.
Я деревянно шагнул. И пошел в дом.
Дощатые, крашеные масляной краской полы… Беленая печь… Стол… На столе вываленные в беспорядке драгоценности. Матовый блеск золота, острые лучики от камней — больно колющие глаза, благородное серебро брегетов… Я поднял глаза и огляделся, чтобы придти в себя.
Дубовый резной буфет с майсенским фарфором, текинский ковер с шашками и кинжалами. Кожаный, резной диван с медными головками гвоздей обивки. Даже стул, к которому была привязана эта сволочь — был дубовым и резным. И привязан он был шелковым шнуром от шелковых же занавесок с драконами…»Как минимум — лимона на полтора… в рублях, «скромной» обстановочки», — мозг совершенно независимо оценил увиденное. И это, с-сука — «скромный» начальник паршивого ОРСа.
— Генрих… — внезапно для самого себя, позвал я.
— Ща-а… — послышалось откуда-то снизу.
Я шагнул за стол.
— Тут это…
В полу было откинута крышка погреба. И Генрих возился где-то в глубине.