Через несколько дней прошел слух о разгроме Польши. В Поставах появились красноармейцы.
В расположение полка они прибыли на легковушке непривычных очертаний и маленьком грузовичке с фанерной кабиной.
Офицер и три унтера. Плюс десять пехотинцев во главе с капралом.
— Трофейщики. Будут описывать и осматривать. Всё, что найдут… Э-э-х!
Вахмистр Мацей Ховорницкий не скрывал ненависти к захватчикам. Ещё накануне он отдал приказ снять караул и открыть склады для жителей. Там оставались совсем крохи, но пусть уж лучше пригодится обывателям, чем достанется оккупантам. А рано утром уланы попрощались со своими боевыми сослуживцами — конями и отогнали их на дальний луг. Бесхозными лошади пробудут недолго. Крестьяне из вёсок приберут и приветят стареньких, а порой не совсем здоровых животных.
Не было в расположении полка и оружия. Вообще никакого.
Через некоторое время у входа в трехэтажную казарму, где стоял старший офицер группы, начался скандал: мягкую тишину пустоты взорвал грубый непривычный русский мат.
Красный командир был недоволен отсутствием ощутимых материальных ценностей, а особенно лошадей:
— Идиоты!…….!
— Где….. эти… кони! Их что…?
— Какого… вы вчера…щелкали? Думаете эта… «европа»… не умеет?
— ….!…….! Хоть…, но ищите! Меня командование за такой учет и…, и высушит!
— Суки щелястые учтите, меня поставят…, но я и вам….!!!
Где только набрался стольких грязных ругательств толстенький с бритой головой офицер, знает только Бог. Юрась с вахмистром слушали и морщились. Непривычны были они к такой брани. Ведь что лежит в основе беларуских и польских ругательств? Проклятие!
«Каб ты… Каб табе…». А тут!? Морщились, но слушали и радовались, не без того — хоть в малости, но попортили кровь старому врагу!
Метались по части унтера и солдаты, ругался и ярился их командир, а бывшие, теперь уже бывшие уланы обнялись на прощание и разошлись в разные стороны. Первый этап войны они проиграли, но они были живы, а значит всё ещё впереди.
Между тем, среди приехавших, нашелся бывший кавалерист — Иван Николаевич. Он-то и сообразил своей привычной к выдумкам головой, как вернуть спрятанных лошадей.
В помещениях полкового оркестра нашлась старенькая труба-корнет. Вот на ней он и играл, пока хватило дыхания, старинный кавалерийский сигнал: «Сбор».
Музыка не была красивой и звонкой, такой, какую играют настоящие трубачи. В ней звучала не одна фальшивая нота. Но это был сигнал, привычное ухо без труда узнавало мелодию.
Прошло несколько минут и…, под радостное ржание вожака, на плац вбежал табунок уланских коней.
Годы и годы службы приучили коней набору действий по сигналу трубы.
Легконогие красавцы, умницы и верные друзья. Они состарились под кавалерийским седлом.