Последовала пауза, необходимая начальнику для изминения оценки ситуации. Соображал тот быстро:
— И соответственно мы можем говорить об успешной плановой операции, предоотвратившей идеологическую диверсию врага. Сработали на опережение.
Ай, хорошо как. Правда, живых не захватили — тут уж нам вставят, где было прикрытие, где страховка и так далее. НО ГЛАВНОЕ, мы сделали — предотвратили. С утра буду звонить генералу Цанаве, порадую.
Молодец майор, молодец.
Старшину представь на медаль. Герой, отличился.
— Тут, товарищ генерал, ещё одна тонкость.
Начальник управления поморщился. Вечно так. Всё хорошо и красиво, вот только разные мелочи извращают картину до неузнаваемости. Полуприкрыв глаза вопросительно посмотрел на подчиненного.
— Понимаете, Шац еврей, и… — Майор неопределенно покрутил в воздухе рукой.
— С фронта задолбало это: не спешите награждать евреев. Человек дело делает, а вместо поощрения мы ему национальность вспоминаем.
— Политика. Причем высокая политика.
— И перестраховка «как бы чего…» — проворчал генерал, поднимаясь. — Вообщем так: представить на медаль. И познакомь меня с ним. Человеку приятно будет.
— Есть — козырнул майор и, повернувшись, поморщился. Подозрительная история. Скользкая личность этот старшина. Но играют теми картами, что выпали.
Через калитку выскользнули Шац и Нечипорук. Когда они заметили идущее в их сторону начальство, приятели нырнули за забор. И весь разговор слушали, затаившись в паре метров.
Сема все пытался радостно похлопать товарища по плечу. Медаль в мирное время — это событие!!!
Встреча с генералом прошла тепло. Тот сразу озаботился перевязанной рукой и необходимостью госпиталя. Прибежавший фельдшер, непонимая толком, в чем дело, честно доложил, что ранение легкое и лечить можно амбулаторно.
— Плаксин! А почему не доложили, что сотрудник ранен? — А тому и сказать нечего. Генерал получил нужную мелочь для доклада «один ранен». Все реально: была операция, задержавшееся прикрытие, которое накажут и раненый боец, сорвавший вражеский замысел. «Режисер» снял сцену. «Стоп! Снято!».
Когда остались вдвоем в тиши двора Шац поведал Сергею полностью всю историю прогулки, тот долго давился от смеха. Тыкал в Генриха пальцем и, зажав рот, РЖАЛ. Тыкал пальцем, упоминал Белянина и Шмуля, и снова сгибался от хохота. Поздравить с обещанной медалью не удосужился.
После всех событий старшине хотелось одного — спать…
Они уходили в темноту. Два парня и две девушки. Избитые и окровавленные хлопцы, нуждавшиеся в перевязке. Девочки от испуга находившиеся на грани обморока. Темная одежда помогала спрятаться, стать незаметнее. Но мешал предательский свет луны. Ветер расчистил затянутое с вечера облаками небо. Темная ночь превратилась в неяркие сумерки. На пустынных в этот ночной час улочках города Уладзимир и Янина, Данута и Марк были как подсвеченные софитом актеры на сцене. Дома, заборы, палисадники, кучки дров — всё это, без оживляющего движения живых существ, выглядело искусными декорациями спектакля или кино.
Времени было крайне мало. Тот милиционер, что столь привычно жестоко расправился с бандитами, с минуты на минуту обнаружит причину ночного свидания.
Этих молодых ребят и девчат связывала не любовь, как могло показаться. Нет. Симпатия да, но не более. Общими у них были любовь к Радзiме и вера. Любовь к родному краю и вера в необходимость действовать.
По пустым улицам и проулкам петляла маленькая группа «Молодой гвардии» Беларуси. Студенты педагогической семинарии и молодые учителя.