…Разграбление Керчи обогатило многих. Этот город был любимым местом отдыха русской аристократии, он выделялся красотой и стилем своих жителей. Его, город дворцов, называли крымским Брайтоном. Здесь сосредоточились головные офисы предпринимателей и магазины, Керчь являлась главным грузовым портом для Черкесского побережья. Здесь собирались купцы со всех концов Европы и Азии, их магазины наполнялись самыми дорогими товарами…
…Прибывшие с флотом торговцы нагрузили корабли мебелью, которую позднее продали в Константинополе по высоким ценам. Рашид Паша, командовавший турецкой армией, особенно увлекался пианино — он отправил для себя около двух десятков этих инструментов; прекрасные двери и предметы интерьера из особняков представителей высшего класса, привезенные из Москвы, были сняты со своих мест и погружены на корабли. Но, возможно, даже лучше, что это было сделано, так как в результате поджогов правительственных зданий и больших складов зерна огонь перекинулся и на другие строения; попытки остановить пожар не предпринимались, и город вскоре был полностью уничтожен…"
Из соч. С.Н.Владыкина "Оборона Севастополя в крымскую компанию 1854–1856 года", СПб-1877 г. Глава XIX "Основные события лета 1855 года "
"… С двадцать восьмого мая между линией фортов и остатками городских строений по всей линии обороны корабельной стороны множество людей рыли, капониры, земляные укрытия перекрывали их бревнами на несколько слоев, по ночам туда перевозили ящики затянутые тентами повозки. По всей линии обороны рыли траншеи и укладывали провода, на батареях и верках появились незнакомые солдаты с аппаратами при помощи которых, можно было разговаривать с другим концом крепости, всем этим руководил молодой человек представленный командирам укреплений адмиралом Нахимовым.
Солдаты приданных двух батальонов работали по ночам, стараясь, как можно меньше привлекать внимание неприятеля. По крепости поползли слухи о строительстве ретраншемента основной линии обороны на случай захвата Малахова кургана либо других укреплений. После падения Камчатского люнета, Волынского и Селенгинского редутов руководство крепости ожидало штурма в ближайшее время. Вся эта суета продолжалась до четвертого июня, потом Севастополь замер как замирает природа перед бурей.
Пятого июня открылись замаскированные бойницы английских и французских батарей и пятьсот сорок восемь орудий открыли огонь по русским позициям. С наступлением темноты огонь не только не затих, но даже усилился, тяжелые мортирные ядра и ракеты непрерывным потоком падали на город и укрепления. С начала двенадцатого часа ночи к рейду стали приближаться неприятельские паровые фрегаты, и к бомбардировке с суши прибавилась канонада с моря.
"… со всех батарей полетели на город: ядра 36-фунтовые и 3-пудовые, бомбы 5-пудовые, гранаты, брошенные павильоном из бочонка, и ракеты; огонь был так част, что промежутков, казалось, не было никаких, и все это с визгом и шумом лопалось в воздухе и сыпалось на город, как град!.. Ужаснее картины разрушения нельзя было представить. Этот неожиданно разразившийся ад всполошил мирных жителей, которые до сего дня, вопреки приказанию и здравому рассудку оставались в городе. При ужасном вопле женщин и детей, все — кто, в чем был, посреди ночи — выскочили из домов и бросились к бухте… Смерть… в полном смысле пировала в эту минуту… Так продолжался этот беспримерный в истории войн ад или огонь с обеих сторон до поздней ночи, не умолкая и не ослабевая ни на минуту. Город буквально был засыпан бомбами и ракетами, но как все дома каменные, и полуразрушены, то и гореть было нечему… Одна бомба упала в мастерскую, где приготовлялись патроны и лежало до тысячи гранат. Мгновенно патроны взлетели на воздух, а гранаты рвало исподволь… и к ужасу внешнему присоединился ужас внутренний, — тушить было некому… Наступила грозная ночь на 6-е число; огонь неприятельский заметно становился чаще и сильнее; бомбы и ракеты, описывая огненные радиусы, бороздили небо; все батареи, наши и неприятельские, извергали пламя и смерть кругом себя…"
"Да, ночь эту я никогда не забуду. Работа была у нас ужасная; по крайней мере, две тысячи человек толпились на маленьком пространстве, чтоб достать несколько земли для заделывания повреждений от денной бомбардировки; а в это время буквально не проходило минуты, чтоб не раздавался выстрел… Самая жаркая и спешная работа была на моей батарее… которую разбили днем ужасно. Я не помню, чтоб все предыдущие бомбардировки были, хоть мало-мальски похожи на эту; в этот раз был решительный ад. Это видно было, что они готовились к чему-то необыкновенному… Поверите ли, друзья мои, что штурм в сравнении с бомбардировкой веселое дело… все-таки лучше, чем хладнокровно смотреть, как одной бомбой вырывает несколько десятков человек. Никогда не забуду я этот случай, когда в эту бомбардировку у меня на батарее разворотило одну амбразуру; я, подойдя к ней, заставил прислугу, состоявшую из девяти человек, поскорее поправить, чтоб через самое короткое время орудие это могло действовать; они принялись за работу, и я некоторое время следил… потом пошел к другому орудию, чтоб посмотреть, хорошо ли там стреляют; не успел я отойти несколько шагов, как вдруг слышу крик; обращаюсь назад, и что же вы думаете? Всю прислугу положило… бомбой насмерть… Одним словом, в тот день я насмотрелся таких сцен, что не мудрено, если в 30 лет состаришься…"
Около половины третьего утра со стороны первого и второго бастионов послышались орудийные выстрелы, ружейная перестрелка и крики, по телефону сообщили, что французская колонна пошла на штурм, но артиллерийским и ружейным огнем отброшена в устье Килен-балки.
В три часа ночи над ланкастерской батареей поднялись три столба света, давая сигнал к штурму, а за минуту до этого на позиции изготовившихся к атаке союзников упал стальной дождь. На солдат стоящих и двигающихся в атакующих колоннах упали мины ни укрытия, ни апроши, ни валы не защищали от падающих отвесно снарядов, стальные осколки сеяли смерть, от зажигательных зарядов горела даже земля. Тех, кто успел приблизиться к фасам укреплений встречала картечь в упор и множество мелких мин падавших прямо с неба до штыковой даже не дошло. Отступивших от крепости солдат огонь преследовал, пока они не удалились от укреплений на две версты. Мины падали в узкие балки, траншеи и стальная смерть металась между их стенами, собирая богатый урожай.
После сигнала к атаке на артиллерийские позиции союзников обрушились почти трехпудовые фугасные бомбы и в течение полутора часов батареи были приведены к молчанию, укрепления полностью разрушены, пороховые погреба взорваны, орудия разбиты, а прислуга частично погибла или разбежалась. Английские войска, даже не успев принять участие в атаке, понесли такие потери, что вынуждены были откатиться до своего лагеря в полном беспорядке и растерянности.
Потери союзников от печально завершившегося штурма составили около девяти тысяч человек только убитыми. Попытки в последующие дни восстановить свои позиции и возобновить обстрел города и укреплений успеха не принесли. Все что за ночь успевали сделать, немедленно разрушалось днем, а работа в темноте под непрерывным обстрелом приносила большие потери в личном составе и солдаты отказывались идти на неминуемую гибель, даже показательная казнь некоторых отказников не добавила энтузиазма на восстановительных работах, а скорее способствовала увеличению количества дезертиров. Ситуация вокруг Севастополя вернулась к положению на момент начала его осады как будто не было этих месяцев обстрелов, штурмов, потерь. И даже ухудшилась для осаждающих, на каждый выстрел в сторону крепости Севастополь отвечал двумя, а то и тремя бомбами. Ближе тысячи саженей к Севастопольским укреплениям, было невозможно находится, обстрелу подвергались даже одинокие солдаты и посыльные. Огонь был очень точен и корректировался с воздушного шара, непрерывно висящего над городом и бухтой. На самом деле шаров было два, и они сменяли друг друга. Но и защитники не могли отойти от крепости для решительного боя, расположившиеся в отдалении на господствующих высотах войска союзников имели значительный перевес, как в численности, так и в дальности стрельбы стрелкового оружия. Установилось хрупкое равновесие.
Адмирал Нахимов был доволен. Прибывшие с добровольческим батальоном и, как оказалось, хранившиеся в городе двадцать стофунтовых мортир или как их называл командир ополченческого батальона Дмитрий Яковлев "минометов" и сорок сорокафунтовых в сочетании с таким же количеством девятифунтовых оказались страшным оружием. Они одни свели на нет преимущество войск союзников в стрелковом оружии и огнеприпасах. Жаль что их бомбы и пороха слишком мощные чтоб применить их в крепостных и морских орудиях но как говорится дареному коню в зубы не смотрят, и того что есть достаточно для защиты города. На форму керченского морского инженерного училища смотрели с восторгом все сестры милосердия и прочие дамы, оставшиеся в Севастополе, несмотря на осаду. Молодежь ходила, задрав носы, и пунцовела от такого внимания. На замаскированные батареи подходили офицеры морские и сухопутные смотрели на орудия, на огнеприпасы, которых оказалось в городе много тем более что мастерские "Южной компании пряностей и специй" их и изготавливали. По городу уже гуляла шутка "подсыпать англичанке перчика" На складах компании нашлись даже пулелейки русского калибра для изготовления французских пуль с запасом свинца и их сейчас усиленно эксплуатировали в ротах и батальонах и заказывали новые, а в июле грянуло Скала пала…"
Из соч. А.В.Щепотьева "Петропавловская оборона", СПб-1868 г.
"… Молчание в доме Военного Губернатора Камчатки адмирала Завойко уже становилось неприличным, он прокашлялся и сказал, извините, заглянув в лежащие перед ним бумаги, Андрей Иванович я, немного не вежлив, но знаете, милостивый государь еще час назад я составлял письмо к Сибирскому губернатору с просьбой о подкреплениях, а теперь, он потряс бумагами впору Англию завоевывать. Перед ним лежало прошение о зачислении дружины морского ополчения созданной на средства дворянина Яковлева Андрея Ивановича из уроженцев Тверской, Олонецкой, Петербургской, Нижегородской губерний в состав русского флота согласно указу ЕИВ от второго марта одна тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года, к дружине присоединились команды добровольцев поселений Сахалина, Калифорнии, Новой Каледонии более всего адмирала поразил список из ста двенадцати судов морского ополчения. Двадцать десантных кораблей и пятнадцать артиллерийских канонерских лодок переделанных из танкеров являющихся собственностью "Южной компании пряности и специй". Десять парусно-винтовых двадцатипушечных фрегатов взятых в аренду у голландской транспортной компании. Десять колесных пароходофрегатов вооруженных шестью бомбическими орудиями каждый и пяти парусных сорокапушечных фрегатов принадлежащих РАК и переданных в распоряжение Яковлева А.И. Пятидесяти разномастных парусных транспортников, частично являющихся собственностью г-на Яковлева, частично взятых в аренду у различных владельцев. Вооружение судов состояло из четырех или восьми орудий мелкого калибра на каждом. Всего восемьсот семьдесят четыре орудия, пятнадцать тысяч пехоты двадцать полевых пушек объединенных в пяти орудийные батареи, два мортирных дивизиона из шестидесяти четырех девятифунтовых и двадцати четырех сорокафунтовых орудий, шесть батарей картечных пушек. Такие силы нам здесь и применить негде. Ваше Высокопревосходительство у меня на шхуне еще, пятьсот пудов пороху и двести охотников ежели будет Ваша воля, то через месяц здесь будет поименованная эскадра. Они, "союзники", у нас промышлять собрались, а мы в те места, которые они своими считают, незваными гостями придем и поступим хуже татар времен ига монгольского. Сил хватит и на оборону и на крейсерство. Сбор кораблей у нас на Сахалине, затем пойдем сюда.
Так тому и быть, припечатал рукой губернатор списки, жду Вас через месяц тогда и составим план компании. На следующий день случилось еще одно радостное событие бригантина "Двина" доставила в Петропавловск из залива Де-Кастри триста пятьдесят солдат Сибирского линейного батальона, две бомбические пушки двухпудового калибра и четырнадцать пушек тридцати шести фунтового калибра. На "Двине" прибыл на Камчатку и остался там военный инженер поручик Мровинский, возглавивший строительство береговых батарей в Петропавловском порту…"
"… Двадцать пятого августа после неудачного для союзников десанта посыльный с маяка доложил, что с моря к стоящей в Авачинской бухте эскадре подходит большой флот, в городе опять сыграли боевую тревогу и только потом рассмотрели на подходящих судах Андреевские флаги. После получасового боя уменьшившаяся на половину англо-французская эскадра капитулировала. Подошедшие суда просто задавили союзников мощью огня, продемонстрировав великолепную выучку канониров поражавших своих противников просто с запредельных дистанций. Оставшиеся на плаву фрегаты "Ля-Форт", "Президент" и корвет "Евридика" с выбитым такелажем предпочли плен неминуемой гибели, потерь у подошедших на помощь судов не было по ним ни разу не попали.
— Опаздываете сударь
таким брюзжанием встретил Комендант прибывшего для доклада Яковлева, затем обнял его.
— Спасибо и поздравляю с победой их мало у нас на этой войне.
Вновь прибывшим долго рассказывали обо всех событиях этой недели, показывали трофейное оружие и знамя Гибралтарского полка Королевской морской пехоты Великобритании захваченное на Никольской сопке. До поздней ночи праздновал город победу, только в доме у военного губернатора горел огонь, там склонившись над картой, решали судьбу английских и французских колоний…"
Из книги академика РАН Тимофеева И.И. "История освоения Сибири и Дальнего Востока" изд. РАН с иллюстрациями 1925 г. рекомендовано в качестве учебного пособия