— Тише, — ласково сказала Марьюшка и протянула ладонь. Грозное рычание оборвалось, пес понюхал пальцы и протяжно, умоляюще заскулил, пушистый хвост обвис между лап. В следующее мгновение кобель прижался к земле и резко подался вперед, целя в горло.
— Хватит, Серко! — подбежавшая фигурка упала собаке на спину, не дала сделать последний прыжок. — А ну пошел! Кому говорю!
Серко зазвенел цепью, скрылся в своей конуре. Перед ними осталась краснощекая девочка в синем сарафане и белом платке. Улыбчивая, крохотная, с веселыми глазами и конопатым лицом. Аннушка. Ванькина семилетняя сестра.
— Я переживала, — насупилась девочка. — Куда ушел? Теперь-то понятно!
Она бросилась, обняла обоих, завсхлипывала:
— А я… а ты… А батюшка злой. Грит, пущай не вертается… А матушка плакала… А я ей говорю: не реви… Дурак, дурацкий дурак!
— Прости, Анька, — Ванька подхватил сестру на руки, чмокнул в нос.
— Фу, не слюнявь, — Аннушка прижалась брату к груди, нашарила и притянула Марьюшку. — Ой, как я рада…
С крылечка вальяжно спустился пушистый, черный, с белой мордочкой кот Васька, первейший Аннушкин друг и любимец. Притащила она год назад крохотного, задрипанного, еле живого котенка. Под забором в крапиве нашла. Задние лапки от голода отнялись. Ванька хотел из жалости утопить. Аннушка не позволила, выходила, отпоила козьим молоком, отогрела в постели. Превратился доходяга в красавенного, игривого, знающего себе цену кота.
На пороге появилась мать. Охнула, привалилась к стене, рот прикрыла рукой. Глаза на мокром месте. Не чаяла сына увидеть. Ванька виновато улыбнулся. Мать сделала шаг, собираясь броситься к ним, и замерла. Из дома вышел отец. Угрюмый, нечесаный. Брагой пахнуло аж до ворот. Плохо дело, запил купец. Ванька приготовился к худшему. По пьяному делу отец дурным становится, может и зашибить. Сколько крови мамке попортил? Через это рано и постарела. Суров Тимофей, нравом крут.
Отец недобро глянул из-под лохматых бровей.
— Явился?
— Явился, — Ванька глаз не отвел. Хватит, вырос уже. На силу другую силу найдем.
— И эту привел? — мутный взгляд задержался на Марье.
— Привел!
Отец смерил тяжелым, налитым злобой взглядом.
— Ну-ну, — сплюнул, попав на бороду, и, пошатываясь, убрался в избу. Внутри что-то обрушилось, зазвенело, покатилось, зазвякало.
— Уф, — фыркнула Аннушка. — Как же я испужалась! Батюшка тебя прибить обещал!
— А ты и рада, лиса, — уличил сестренку Иван.
— Скажешь тоже, — Аннушка прижалась тесней. — А вы насовсем?
— Насовсем. Свадьбу сыграем.
— Только о свадьбах и думаете! Вправду Заступу убил?