Я тебя зажарю Будешь мой совсем!
— Лёш, я торчу от неё, — Анжела захлопала в ладоши.
— Выключи! — крикнул истошно Гурвич.
Песня ритмом била по мозгам. А тут ещё слова! Кто пишет такие слова! Они будто гвоздями вбиваются в психику!
— Ладно, ладно, — успокоительно заворковала Анжела, переключила телевизор на вторую программу и сделала потише.
— Ты только не беспокойся, мальчишечка…
Странно, он не обижался на это пошлое «мальчишечка». Оно его даже успокаивало.
Программист хватанул ещё настойки. Спиртное лилось горячим потоком по жилам. Он чувствовал себя глубоко несчастным.
Сегодняшний день отнял у него надежду. Он так рассчитывал на эти диски. Он уже предвкушал, как получит их. Как пустит в оборот. И избавится от страха. От преследования. Свершится то, о чем грезилось в последние дни — он станет обычным человеком, а не прыгающим по бугоркам зайцем, рядом с которым бьёт фонтанчиками земля от дроби охотничьих ружей.
— Криминальная хроника, — на экране телевизора миловидно улыбнулась дикторша. — Новые мафиозные войны в Подмосковье. Сегодня около восьми вечера жители подмосковного Реутова были встревожены артиллерийской канонадой. На этот раз исламские террористы были ни при чем. Сводили счёты мафиозные группировки. На месте обнаружен труп Александра Воронцова, больше известного в криминальных кругах как Саша Кандагарский…
Гурвич кинул задумчивый взор на экран. Почему-то его задела за живое эта в мажорном тоне изложенная дикторшей информация. Саша Кандагарский. Наверное, бывший «афганец». Прошёл через войну. Вернулся. А сейчас валяется в судебно-медицинском морге… И он, Гурвич, мог бы устроиться где-то рядом. У них разные судьбы. И попали бы туда по разным делам. И на время стали бы добрыми соседями, перед тем как найти последний приют на одном из московских кладбищ.
Мертвенно светящие лампы. Кафель. Алюминиевые столы. И синюшные тела. Одно из них — Гурвича. От этой яркой картинки, будто волшебным фонарём высвеченной в голове, пришёл запоздалый страх… Такая противная вещь. Тот ужас, который ты не добрал в минуту опасности, потом вползает удавом в душу и сдавливает тебя упругими, душными кольцами.
Запоздалый страх — большой искусник на такие яркие картинки. Тело в морге рядом с тем самым «афганцем». Скальпель патологоанатома взрезает бесчувственное тело. Это могло бы случиться с ним, с единственным и неповторимым, с центром этой Вселенной. И не было бы для Гурвича на этой земле завтра. И солнца не было бы. И луны. И этой квартиры. Если бы он сам попёрся на квартиру, а не послал бы случайно подвернувшегося ханыгу. И если бы не догадался сунуть ему в карман мобильный телефон.
— На улице Зеленой произошло бытовое убийство на почве распития спиртных напитков, — продолжала перечислять дикторша криминальные новости мегаполиса. — На Литовском бульваре обнаружен с колото-резаными ранами труп кавказца…
Трупы. Трупы. Трупы. И не затупятся ножницы того, кто в этом гигантском городе обрезает нити жизни. У него много работы — от часа к часу, изо дня в день. Реки крови. Город тонет в крови.
Гурвича передёрнуло от этой картины.
Те, кто охотится за ним, все-таки вычислили Аллу. И неизвестно, кого ещё. Они широко раскинули свои сети. Надо бежать… Надо бежать из города. В тайгу. В Сибирь… Кто его найдёт в тайге, в Сибири?
А может, за бугор умотать? Хотя бы на Украину… Не выйдет. Загранпаспорт на его квартире, а туда не попадёшь — опасно.
Плохо все. Безысходно…
Яркие, наверное, в морге лампы. И под ними мёртвое тело. Его тело…
На этот раз он налил полный стакан. И махом опрокинул его. Крякнул — дыхание перехватило…
Анжела с одобрением посмотрела на него. Если мужик пьёт, значит, душевно выздоравливает.