Наконец открыла замок, кинула немного обеспокоенный взор на спускающегося сверху тощего субъекта. Сосед новый, что ли, из двадцатой квартиры? Туда недавно въехали новые жильцы, с которыми она ещё не познакомилась. Намётанным женским взором моментально оценила его достоинства, которые стремились к нулю. Худой, одет плохо, в очках, да ещё на ходу читает. Из тех шибзиков, кого и в гроб положат с книгой. Смотрите, не может оторваться…
Она презрительно посмотрела на очкарика. Звякнула ключами. Отперла мультилоковский замок. И толкнула тяжёлую стальную дверь.
— Извините, — неожиданно произнёс очкарик. — Вы не подскажете мне…
Он преодолел оставшиеся ступени.
— Чего надо? — осведомилась Алла, оборачиваясь и замирая на пороге.
— Да тут… — начал мямлить очкарик.
«Ненавижу мямлей», — раздражение у Аллы росло. Но недолго.
Очкарик, резко сблизившись с ней, отбросил книгу и нанёс сокрушительный удар под ребра. Поддержал женщину, не дав свалиться на кафель лестничной площадки. И почти ласково опустил её на наборный паркет в коридоре квартиры. Вытащил нож-выкидушку. Выщелкнул лезвие и произнёс, взяв Аллу за волосы:
— Заорёшь — сдохнешь!
Лезвие маячило перед её глазами. Она орать не стала.
Впрочем, очкарик тут же избавил её от выбора ловко, одним движением — заклеив ей рот липучей лентой. Потом вытащил мобильник, нажал на кнопку и сообщил:
— Воробышек прилетел. Жду…
Глеб сидел в неказистом стареньком темно-сером внедорожнике «Субару-Форестер» с тонированными стёклами. Машина приткнулась к бордюру около автобусного круга. Рядом был огромный салон сантехники, за ними шли жилые пятиэтажки и мебельный магазин. Справа протянулся длинный десятиэтажный серый сталинский дом с колоннами и архитектурными излишествами. Там проживает Алла Румянова.
Атаман, сидящий за рулём, изнывал от того, что некурящий Глеб запретил дымить в салоне. Он упёрся в газету «Футбольный обзор» и читал с интересом все статьи подряд, не забывая комментировать:
— Мантелли из «Реала» если уйдёт, им на Европе ничего не светит… Так, а у «Локомотива» тоже дела неважны.
Приёмник в салоне был включён, но доносил лишь шорох эфира и отдалённую музыку. На жидкокристаллическом экране, установленном на стойке между сиденьями, тоже ничего нового.
Вокруг текла обычная жизнь. По улице спешили москвичи, гружённые сумками, волоча за руку детей. Тащили из магазина и грузили в автомобили упакованные унитазы, раковины, краны. Около стройтоваров в ряд стояли кавказцы и молдаване, как на невольничьем рынке. На их груди висели таблички с перечнем работ по ремонту, которые они предлагают.
Плоскость обитания, подумал Глеб. Для кого-то город с его проблемами — это арена для повседневного выживания, обустройства своего маленького мирка. Озабоченные тысячами мелких забот, эти люди пережигают на пустую суету свою жизнь, вечно мучаясь от недостатка времени и иногда оглядываясь на дни и годы, летящие со свистом в тягучей бессмысленности. Для редких избранных, таких, как Ратоборец, — это поле боя, простор для оперативных комбинаций. Чтобы различать эти плоскости, нужно особое зрение.
У Глеба было особое зрение. Он отлично видел эти параллельные, пересекающиеся миры. Вон наркоши наверняка ждут с товаром барыгу, передали деньги… Вон, машина с антенной — наверняка милицейская служба наружного наблюдения. Кого пасут? Скорее всего, вон тот джип… Вон у троллейбусной остановки менжуются кавказцы, присматривают карман, в который уместится их рука. Нужно только уметь смотреть. И нужно относиться к городу не как к месту для прогулок, а как к сельве, где попадаются грызуны, травоядные и крупные хищники.
— «Принцесса» вошла в подъезд, — сообщили по рации.