На этот раз в ход пошла «медуза» — металлический колпак со щупальцами проводов, отходящих к жестяному ящику и компьютеру.
Ещё через полчаса Сельмурзаев был готов к новому этапу.
— Экстренная связь с Рамазаном, — нагнулся над ним Глеб. Сейчас депутат смотрел на него, выпучив глаза, и глаза эти были стеклянные. — Есть канал?
— Есть.
— Ты вызовешь его…
— Я не могу.
— Это надо для проведения священной акции возмездия, — мягко произнёс Доктор, касаясь рукой плеча пленного. — Это очень важно. Ты сделаешь это.
— Сделаю…
Глеб протянул депутату его же мобильник.
Депутат нащёлкал номер экстренной связи с Рамазаном Актовым. И назначил срочную встречу. Дал отбой и произнёс:
— Я все сделал.
— Молодец, — сказал Глеб и повернулся к Доктору: — Нужно привести депутата в транспортабельное и послушное состояние.
— Нужно, значит, приведём, — кивнул Доктор, разглядывая подопытного, удовлетворённо, как скульптор, которому осталось совсем немного, чтобы довести своё творение до товарного вида.
С последней частью работы он справился за полчаса.
— А теперь поехали, — Глеб положил руку на плечо Сельмурзаева, которого освободили от датчиков и зажимов.
Депутат был готов ехать куда угодно…
Удара не последовало.
Бугай пристроился в кабинке. Но пробыл там недолго.
Гурвич мысленно перекрестился. У него было такое ощущение, что его только что похоронили, а потом выкопали ещё живым. Сердце ухало. В висках пульсировала кровь…
«Надо же быть таким дураком! — обругал он себя. — Что теперь, бояться каждого встречного?! Ничего не произошло! Это глюки! Коль со стенок лезут руки, не пугайтесь — это глюки… Глюки… Глюки… Глюки?»
Вдруг на Гурвича снизошло какое-то вселенское спокойствие. И вместе с ним ясное понимание ситуации. Он совершенно определённо понял, нет, даже не понял, а постиг, что никаких глюков не было. Ситуация вот она, на ладони!
За ним шли… Точно шли… За ним наблюдали ещё от дома Ромы. Пока его решили не трогать. Во всяком случае, здесь. А вот что будет дальше? Тут воображение подсовывало картинки одну другой краше. В поезд заходят люди. «Пойдём, парнишка, прогуляемся!» Выкидывают на ходу. И бесчувственное тело летит со скоростью шестьдесят километров в час на насыпь. «Пройдёмте с нами… Не беспокойтесь, граждане, мы милиция, задерживаем опасного преступника!» Возможен и такой вариант. Могут его взять у вокзала. Могут в той же электричке. Случайная машина вполне способна переехать зазевавшегося гражданина. Равно как и случайный кирпич не против спланировать ему на голову. С ним могут сделать все — похитить, убить, бросить на съедение крокодилам. Могут начать игру… Все возможно. Одного только не может быть — чтобы все это оказалось плодом буйной фантазии.
Следующий вопрос — что теперь делать? Удавиться самому или подождать, пока удавят другие?
В туалет зашёл ещё один человек — типичный колхозник, худосочный, промасленный, продублённый ветрами, холодом и жарой, проспиртованный самогоном и брагой. Явно не из тех. Хотя…
Стоп. Это уже мания преследования…
Думать надо… Действительно, с ним могут сделать что угодно. Но для этого нужно одно условие — чтобы он был на виду. Под контролем. А если он ускользает от них, тогда расклад меняется коренным образом. Ищи ветра в поле…
Ускользает. Легко сказать… Говорят, новичкам везёт. Посмотрим!
Колхозник вышел из сортира, оставив программиста наедине с его проблемами.
Гурвич толкнул дверь кабинки. И увидел то, на что надеялся, — застеклённое окошко. Сквозь него падает свет заходящего солнца… Сердце радостно ёкнуло.
Он толкнул раму. Та не поддалась. Прилеплено намертво. Покрашено белой масляной краской, которая держит лучше клея.