Глеб стремительно преодолел расстояние, отделявшее его от машины, Рывком выдернул скрючившееся тело убитого телохранителя. И повалился внутрь, на мягкие лайковые сидения.
Водитель — квадратный, со сросшимися бровями и тяжёлой челюстью, резко повернулся к Глебу боком. Он был вооружён. И воронёный ствол уже почти завершил своё неумолимое движение, готовясь выплюнуть свинцовую примочку в цель. Оставалось только надавить пальцем на спусковой крючок.
Глеб аккуратно, казалось, неторопливо отвёл руку с пистолетом. Ухнул выстрел. Пуля пробила панель красного дерева. Следующего выстрела не прозвучало. Глеб перехватил пистолет, дугообразным движением провернул его, ломая противнику пальцы. Отшвырнул тяжёлую и опасную игрушку в сторону. Потом ласково и мягко захватил квадратного за шею. Она была мускулистая, железная. Но никакие мускулы здесь не помогут. Вот биоактивная точка. Надавить на неё…
Водитель дёрнулся, почувствовав, что ему не хватает воздуха. Потом на него навалилась тяжёлая тьма… Бронированный «мерс» так и не стронулся с места. Машину сопровождения снаружи упаковали тоже быстро. Оперативники, выскочившие из «БМВ», поставили под стволы и вытряхнули из салона вовсе не спешащих умирать телохранителей.
Глеб перевёл дыхание. Весы непостоянного бога войны снова качнулись в его сторону. Потерь у группы нет. У противника — два трупа. Чистая победа…
Пленных разложили в ряд в большой комнате. Там же на ковёр лёг портфель, наполненный пачками долларов, — плата Руслану за изотопы. Атаман подошёл к распластанному любителю рыжих девушек и порнухи, схватил его за волосы, заставил подняться. Чеченец смотрел на него, как зверь, которого ведут на убой, — животный ужас и мольба о пощаде во взоре. Он встретился с глазами Атамана, и ему все стало ясно.
— Не хочу… Не делай, — пробормотал молодой чеченец.
Атаман молниеносно выдернул из чехла на рукаве нож и полоснул боевика по горлу. Отскочил в сторону, чтобы не испачкаться в крови. Все произошло настолько быстро, что никто даже голоса не успел подать.
— Война, — недобро усмехнулся Атаман. — Бизнес…
Глеб неодобрительно посмотрел на своего помощника, но ничего не сказал. Взял рацию.
— Объект взят. Группа Два, Три — для зачистки территории. И эвакуации… как поняли?
— Принято…
— Ждём.
Машина у Ромы, видимо, решила объявить забастовку. На все попытки завести двигатель видавшая виды и знававшая лучшие времена двадцать четвёртая «Волга» отвечала каким-то ехидным жужжанием. Двигатель не желал заводиться. Рома копался в моторе, прикрикивая на белокурую шалаву, имевшую внешность невинной курсистки Императорского института благородных девиц:
— Ключ дай! Да не этот, а тот! Увидев идущего от бани Гурвича, он озадаченно посмотрел на него.
— Ты куда?
— Машина на приколе?
— Встала! Упрямая, сволочь!
— Мне в Москву надо, — голос у Гурвича был какой-то жестяной.
— Э, Леха, чего с тобой? Тебя что, Наташка укусила?
— Белидзе, мой шеф, умер.
— Да иди ты! Как?!
— Мутно все это, — пробормотал Гурвич. — Я так и думал…
— О чем ты думал?
— Упаси господи, если я прав, Рома!
— Может, подождёшь… Завтра поедем… Все равно ты уже ничем горю не поможешь.
В словах Ромы был какой-то резон. Вечером тащиться в Москву. Зачем? Успокаивать скорбящих родственников? Но Гурвич чувствовал, что так надо. Он ещё не знал, почему, но был уверен, что оставаться здесь ему нельзя… Никак нельзя!
— Мне надо ехать, — твёрдо произнёс он.
— Да подожди хоть полчаса, — попросил Рома. — Может, ещё починю мустанга. Живо до станции доскочим.
— Нет, надо ехать, — как заведённый повторил Гурвич.
Он прошёл в дом. Натянул толстый вязаный свитер. Застегнул на «молнию» кожаную куртку с меховой подкладкой. Закинул на плечо ремень сумки.