Кони и люди тяжело дышали теплыми испарениями, но Мамай не умерил аллюра, он ничего не замечал, погруженный в свое…
Воины тумена собрались на широкой открытой равнине; шесть тысяч всадников с заводными конями построились полумесяцем; в середине фигуры поставлены шатры для Мамая и его свиты. Со времен Чингисхана считалось, что тумен должен состоять из десяти тысяч всадников, но постепенно тумен (тьма) стал административной единицей, и численность его колебалась от пяти до пятнадцати, двадцати и даже более тысяч. Воины тумена с женами, детьми, рабами и скотом образовывали улус, находившийся в собственности мурзы. Величина улуса часто зависела от хитрости и силы господина - приобретает он новых людей, богатства и земли или теряет. В военное время Мамай часто объединял мелкие улусы и не упускал случая поставить в такой объединенный тумен воинским начальником - темником - своего человека. Сильный темник нередко сносил головы князьям-улусникам, сам становился мурзой, господином большого улуса…
Воинственный клич, похожий на обвал в горах, встретил приближение повелителя. Военные трубы пропели "Внимание и повиновение!", от сотни отборных всадников на вороных конях отделился сухощавый наян в блестящем ребристом шишаке с пером ворона, в темном халате поверх байданы - длинной, до колен, кольчуги. Остановив лошадь, склонился ниже гривы, показывая узкую спину, и так ждал приближения повелителя. На своем огромном жеребце он казался со спины юноей, но это был один из старейших военачальников Орды.
- Говори, Есутай, - приказал Мамай, подъехав на корпус лошади.
Темник разогнулся, глухим голосом сказал:
- Повелитель! Тумен "Крыло ворона" ждет твоих приказаний.
Мамай нервно скомкал повод, впился взглядом в морщинистое лицо темника, словно пытался залезть в самую глубину тускловатых старческих глаз, в потаенные мысли ставленника бывшего хана Хидыря. Так ли верно служит Есутай нынешнему повелителю, как служил прежним ханам из царевичей, ни разу не запятнав себя усобицами и тем сохранив голову в тронной чехарде? Такие люди удобны правителям, ибо принимают всякого, кто вскарабкается по чужим трупам на вершину власти, но удобны они и врагам существующих правителей.
- Почему я не вижу седьмой тысячи? Почему в других тысячах я вижу неполные сотни? - резко спросил Мамай, заранее предвидя ответ, но желая показать зоркость своих глаз, напомнить, что он вышел не из лежебок-царевичей, мало смыслящих в войске.
- Седьмая тысяча несет охранную службу и ведет разведку, как ты приказал, на удалении дневного перехода. Ты видишь другие неполные тысячи, потому что одну сотню я послал захватить неизвестное племя чернобородых людей, ворующих коней и скот. Эту сотню ждут к вечеру. Часть людей я послал к гуртам; нынче режут много баранов и готовят большое угощение воинам в честь твоего приезда. Имеются также заболевшие.
- Много ли заболевших?
- Примерно две сотни в тумене.
Мамай нахмурился.
- Ордынцы изнежились в богатых юртах и разврате городов. Они уже не волки, а сытые домашние псы, которые подыхают, если хозяин выгонит их в поле. Но я снова сделаю их тощими волками, и от воя грозной стаи содрогнутся правители и народы.
- Это будет великим благом для нас, - угодливо заметил один из сопровождающих мурз.
- Тех, что теперь заняты работами, ты, Есутай, представишь на смотр моим людям не позже завтрашнего дня.
Темник поклонился, Мамай скрыл усмешку. Сам бывший темник, он знал, кого в день смотра посылают за неотложным делом - самых худых и глупых воинов, у кого не в порядке оружие и снаряжение, заезженные и хромые кони, кто хуже других обучен воинским приемам. За них Мамай спрашивает с начальников по всей строгости правил о смотре войск перед походом и в походах. А уж с этого ставленника Хидыря спросит вдвойне.