Черррт поберрри, до чего же она черррртовски пуглива и при том черрртовски стрррашна!
– А вот я, черт возьми, чертовски хотел бы знать, куда подевалась моя столешница, – со смехом прервал его господин Пепперминт.
– Столешница? – виновато спросил Субастик. – Знаешь, папочка, когда сидишь весь вечер один-одинешенек, тут уж не на шутку проголодаешься... А дерево, сам понимаешь, такое лакомство!
– Что ж, не беда! Главное, ты вернулся! – сказал господин Пепперминт. – И вообще скоро у меня будет отлаженная машина желаний! Что ей стоит сколдовать новую столешницу? Но всем этим мы займемся завтра. А сейчас отпразднуем твое возвращение.
– Да, папочка, и первым делом я прочту тебе стихи, которые я только что сочинил по этому случаю, – радостно воскликнул Субастик.
Субастику, милому крошке,
От стула достались три ножки.
Сказав: “Надо больше мне сил!”,
Столешницей он закусил.
И молвил с улыбкою кроткой:
“Да, голод, конечно, не тетка!”
2
В воскресенье утром кто-то в комнате распевал во всю глотку, но господин Пепперминт решил, что это ему снится. Он перевернулся на другой бок. Но пение продолжалось. И тут он вспомнил: ведь вернулся Субастик! Пепперминт раскрыл глаза, сел на кровати и оглядел свою комнату.
Субастик приколол кнопками скатерть к остову стола, и она провисла над ним, как гамак. В этом гамаке он и раскачивался теперь, напевая:
Под дождем немножечко намокнув,
Наш Субастик – верь или не верь! –
В дом не лазил больше через окна,
А прошел чин чином через дверь.
Господин Пепперминт сиял от счастья.
– Хорошо, когда тебя по утрам снова будят песней! – радостно воскликнул он. – Мне так долго этого не хватало!
– Да, но только песня пока еще не получилась. “Намокнув” и “окна” – не самая хорошая рифма, – скромно сказал Субастик. – Сочиню-ка я все сначала!
Стулом я полакомился снова,
И в столе огромная дыра.
Я готов для папы дорогого
Песни петь с утра и до утра!
Господин Пепперминт одобрительно кивнул.
– Да, конечно, так-то оно лучше, – сказал он. – Но еще лучше будет, если ты станешь петь чуть потише, а не то тебя услышит госпожа Брюкман.
Субастик застонал:
– Опять ты за старое! Может, еще и спрятаться надо, чтобы она меня не увидела?
– Пожалуй, для начала так было бы лучше, – сказал господин Пепперминт. – А завтра я осторожно сообщу ей, что малыш Робинзон снова у меня поселился.
Субастик удивленно взглянул на него.
– Неужто она тебя по-прежнему ругает? – спросил он. – Ты ведь пожелал тогда, чтобы всякий раз, когда ей захочется тебя выругать, с се языка срывались одни лишь любезные слова.
– Да, конечно, хозяйка теперь и впрямь несколько любезней прежнего, – сказал господин Пепперминт. – Но иногда она все равно бранится. Особенно в последнее время.
– Понятно, – сказал Субастик. – Я же довольно долго отсутствовал. Нет Субастика, и колдовство постепенно перестает действовать. Но теперь я снова с тобой. Бот увидишь, больше она не станет браниться!
– Это неплохо, – отозвался господин Пепперминт, слезая с кровати. – Хотя ее брань теперь уже меня не так трогает, как раньше.
– А это совсем хорошо! – похвалил его Субастик.
– Иногда я даже возражаю ей, – с гордостью заметил господин Пепперминт.
– Чудесно! – удовлетворенно воскликнул Субастик. – Хоть чему-то ты от меня научился!
Господин Пепперминт стал разглядывать Субастика – впервые на этот раз в ярком свете дня. Он был точь-в-точь такой же, как в тот самый день, когда Пепперминт встретился с ним в первый раз: нос хоботком, мордочка вся в синих веснушках, на спине щетинка.
Субастик уютно расположился в своем гамаке и улыбался во весь рот.
– Куда же ты подевал свой водолазный костюм? – спросил господин Пепперминт.
– Ах, знал бы ты, папочка, до чего он противный на вкус! – ответил Субастик и даже передернулся от отвращения.