Сжалься».
Клод Дехане аккуратно зачесывает назад волосы жены, длинные светлые пряди доходят до первой пуговицы ее красивого синего платья. Инвалидное кресло с опорой для шеи и подбородка поблескивает под светом кухонной лампы. Клод внимательно, не спеша, повторяет один и тот же жест. Он выключил телевизор, погасил все остальные лампы, закрыл двери, и теперь ферма погрузилась в тишину, нарушаемую только шуршанием щетки, когда он проводит ею по голове жены. Шуршание, навязчивое, бесконечное, гипнотизирующее шуршание.
Бландина может раз в неделю на два с половиной дня уезжать из центра домой, и это случилось благодаря стараниям ее врача и ее мужа. Физиотерапевт Франсис Бапом сделал невозможное и научил Бландину дышать, глотать, пить и есть без помощи аппаратов при условии, что ей кладут в рот протертую пищу. А супруг, проявивший беспримерную заботу, терпение, понимание, тоже, несомненно, способствовал улучшению ее состояния. Конечно, лишь относительному. Спустя более пяти тысяч дней Бландина по‑прежнему неподвижна как фонарный столб и совершенно неспособна общаться даже движением век. Никто не знает, что она чувствует и в каком состоянии пребывает ее рассудок.
Но она‑то знает!
И Клод тоже знает.
Щетка все сильнее вжимается в неподвижную голову, под кожей которой живут миллиарды нервных клеток. Каждая мысль Бландины, каждое действие, производимое с ее телом, каждый обращенный к ней взгляд отражаются на функциях и даже на структуре ее мозга, способствуют выделению гормонов, вызывают цепные реакции, в результате которых она испытывает тоску, боль, одиночество. Редко – радость.
Внезапно Клод останавливается и нежно целует ее в губы. Осторожно положив щетку на колени жены, он расстегивает свою рубашку. Кончинами пальцев он сдвигает повязки и обнажает свежие шрамы с розовыми краями.
– Почему она причинила мне такую боль? Что я сделал, чтобы заслужить такое? Ты можешь мне сказать, а?
Долгое молчание.
Клод берет стакан с чаем.
– Попей… Я заварил садовую мяту.
За его спиной раздается какой‑то шум, и он вздрагивает.
– Мирабель…
Молодая женщина входит в комнату, встает перед инвалидным креслом и улыбается. Не очень искренне.
– Добрый вечер, Бландина. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете. Рада видеть вас.
Она гладит больную по щеке тыльной стороной кисти.
– На этой неделе было много работы. Все одно и то же, вы же знаете, каково это – жить в деревне, тут мало кого увидишь. А после того, как старик умер, – так еще меньше. Но, как говорится, надо крутиться. Сегодня мне пришлось перетаскать чуть не тонну цемента. Мешки по тридцать пять кило – и все руками.
Она поворачивается к Клоду:
– Я просто хотела с тобой поздороваться, вот и все. И помочь тебе с Бландиной. Ты ее уже помыл? Если нет, я этим займусь. Мне нравится ее мыть.
– Все уже сделано. Но если хочешь, можешь помочь мне уложить ее. У меня еще болит грудь.
Вдвоем они бережно переносят Бландину на кровать. Клод удобно устраивает ее голову на подушке, укладывает руки вдоль туловища. Потом, когда он выходит в ванную комнату, Мирабель гладит Бландину по лбу и улыбается ей.
– Ты настолько красивее меня…
Ей кажется, что Бландина совсем не постарела с тех пор, как она стала приходить в этот дом. Она выглядит такой же сильной, какой была в тридцать лет. Морщины словно бы пощадили ее лицо с мягкой бархатистой кожей. Возвращается Клод в старой зеленой пижаме.
– Хорошо, что ты зашла, Мирабель.
– Могу остаться, пока ты не заснешь, если хочешь.
Мирабель бросается на матрас, откидывает назад волосы и трет покрывало ладонями, чтобы согреть его. Клод хватает ее за запястье.
– Все в порядке, спасибо. Мне не нравится, когда ты гуляешь в такое время.