Я нашла и его старые фотоаппараты, и вроде бы они до сих пор здорово работают! По‑моему, папа хранит все, как какая‑то мышь.
Да, я очень хочу быть журналисткой. Я хочу путешествовать. Но посмотри на мои руки, они же все в волдырях! Чтобы наказать меня за то, что я хочу заниматься тем, чем занимался он сам, он все время заставляет меня чистить картошку. Хорошо еще, что обычно Алиса приходит на помощь и доделывает это за меня. Когда она так поступает, я ее очень люблю. Я защищаю ее в школе, когда к ней пристают, а она защищает меня от папы. Такой обмен меня устраивает.
Ну хватит на сегодня, дорогой мой дневник! Не знаю, когда вернусь к тебе. Ты же понимаешь, я не всегда все успеваю…
И второй листок тоже вот‑вот превратится в черную бабочку… Доротее уже немного больше тринадцати…
Да, вот еще. Я и Бога ненавижу за то, что он сделал с мамой, но об этом никто не должен знать, понятно? Потому что, если папа узнает, он свернет мне шею, как кроликам.
Алиса медленно открывает глаза. Все расплывается, но она узнает свою комнату, свою кровать, свою мебель. Склонившись над ней, Фред протягивает ее очки.
– Ну как, получше?
Молодая женщина садится, ей еще не по себе. Она смотрит на часы. Без двадцати семь.
– Что… Что случилось?
– Самсон, беженцы, газ… помнишь?
Алиса застенчиво кивает. Фред садится на край кровати.
– Ты вдруг выскочила из моего фургона на светофоре. Во сколько же? Часа в три. Я волновался. У меня был твой номер телефона, поэтому удалось выяснить твой адрес. Дверь была не заперта. Вот я и вошел…
Алиса внезапно вспоминает минуты, предшествовавшие черной дыре. Она видит площадь, полицейских, распыляющих газ, слышит крики.
– Фотография! Где фотография, которую дал Самсон?
Фред кивает в сторону ночного столика.
– Это что, твоя сестра‑близняшка?
Алиса берет снимок, поджимает губы.
– Да, моя сестра‑близняшка…
Фред вздыхает и проводит обеими руками по лицу.
– Ну так почему же, когда я тебя спрашивал, ты сказала, что у тебя нет сестры?
Алиса медлит с ответом.