– Правда?
– Да, правда. Тебя это устроит?
Она радостно улыбается:
– Конечно!
– Будет нелегко, но тебя будут кормить, жить, если хочешь, можешь у меня, а от своей квартиры откажешься. И главное, сможешь помогать людям. Хорошая терапия, а? Нищета – вещь невеселая, но это так здорово – делать людям добро, делить с ними кусок хлеба и понимать, что мир на самом деле не ограничивается Францией.
Впервые за долгое время Алиса чувствует, что может расслабиться. Конечно, все дело в том, что у Фреда такой мягкий голос, а его взгляд ее действительно успокаивает.
Недалеко от них останавливается другой грузовичок. Из него выходят двое мужчин и женщина, в руках у них кастрюли, из которых поднимается пар. Тени приближаются.
Фред показывает пальцем:
– Смотри‑ка, Самсон вон там, за палаткой! Вот подфартило! Пошли!
Они перебегают дорогу и смешиваются с толпой. Эти люди словно зависли между двумя мирами, в пространстве, где царят усталость, воровство, ссоры, страх. Поздоровавшись с добровольцами и знакомыми беженцами, Фред направляется к парню из Эритреи. Самсон обут в грубые башмаки, на спине у него большой рюкзак. На угольно‑черную голову натянута вязаная шапка. Белки глаз желтоватые, что свидетельствует о проблемах со здоровьем.
Он недоверчиво смотрит на Алису и приветствует Фреда. Доброволец произносит несколько фраз по‑английски, потом отступает на шаг, и молодая женщина оказывается лицом к лицу с высоким чернокожим парнем, не внушающим особого доверия.
– Ну! Задавай свои вопросы!
Алиса опускает глаза:
– Я… я не говорю по‑английски. Ни слова не знаю.
– Ты шу… Нет, ты не шутишь… Ну ладно, ты не говоришь по‑английски. Ты с ним трепалась два дня, но ты не говоришь по‑английски… О’кей, о’кей… И наверное, ты хочешь, чтобы я спросил его, о чем вы разговаривали?
Алиса кивает. Афганки с мисками супа, сосисками, буханками хлеба проходят мимо нее и удаляются по рельсам. Фред, взяв на себя роль переводчика, пересказывает слова Самсона:
– Он рассказывал тебе о своей стране, о своих бесконечных скитаниях, рассказал, как побыл недолго в Англии, а потом жил в Канаде. Кстати, сегодня вечером он уедет, и мы его больше не увидим. Он бежал с родины из‑за войны и…
– А я? Я о себе рассказывала?
Фред задает вопрос, потом пытается припомнить и как можно точнее передать услышанное.
– Ты рассказывала про свою собаку, про женщину в инвалидном кресле. Это твоя мать?
Алиса растерянно кивает. Молодой человек в бандане снова поворачивается к Самсону. Тот продолжает свой монолог, и Фред, нахмурившись, склоняет голову немного набок.
Когда он оборачивается к Алисе, у него что‑то зажато в руке. Фотография. Алиса наклоняется:
– Что? Что это такое?
– Это… то самое, что ты дала ему на память, чтобы пожелать ему удачи.
В этот момент по площадке возле набережной словно проносится ураган. Беженцы с криками разбегаются в разные стороны и исчезают. Добровольцы поспешно убирают свои полупустые кастрюльки. Люди бегут, плачут, кашляют. Слезоточивый газ. Раздается усиленный мегафоном голос, командующий по‑английски: «Всем разойтись! Здесь стоять запрещено!»
Алиса чувствует, как в общей суматохе чья‑то рука хватает ее за запястье, и начинает вопить.
– Это я! – кричит Фред, не отпуская ее. – Уходим, скорее, бежим!
Молодая женщина уже вдохнула газ, у нее щиплет глаза, она сжимается в комок, и Фреду приходится силой срывать ее с места.
– Не отставай!
На дороге раздаются автомобильные гудки, хлопают дверцы полицейских машин и фургонов спецназа, царит полная неразбериха. Алиса ничего не видит, у нее першит в горле, она улавливает только, как заводится двигатель, а когда ей удается открыть глаза, она уже на бульваре, возле церкви Богоматери.