Однако сейчас в конструкторском бюро Х стоял лишь макет без какой-либо механической начинки - плексигласовая коробка, отлитая в той же
форме, что и первоначальная гипсовая модель, но так, что даже самый внимательный глаз не мог бы заметить, что в свете прожекторов стояла не
настоящая машина. Она была установлена для сравнения с другими моделями, которые появятся позже, а также для того, чтобы ответственные
сотрудники компании приходили сюда, думали, волновались и лишний раз убеждались, что не зря верят в нее. А верить в нее было очень важно. Не
только огромные суммы принадлежащих акционерам денег, но и карьера, и репутация всех, кто связан с “Орионом”, начиная с председателя совета
директоров вплоть до самого скромного служащего, зависели от того, как будут крутиться колеса “Ориона”. Совет директоров уже ассигновал сто
миллионов долларов на внедрение машины в производство, и немало миллионов будет, по-видимому, еще вложено, прежде чем она поступит на рынок.
Бретт вдруг вспомнил: кто-то однажды сказал про Детройт, что “там играют азартнее, чем в Лас-Вегасе, и ставки там выше”. Мысль о Детройте
вернула Бретта на землю и напомнила, что он еще не завтракал.
Когда Бретт вошел в столовую для дизайнеров, там уже сидело несколько человек. Он не стал делать заказ через официантку, а направился прямо
на кухню, где, пошутив с отлично знавшими его поварами, уговорил их приготовить ему особый омлет, какого не бывает в меню. Затем он
присоединился к своим коллегам, которые завтракали за большим круглым столом.
Сегодня здесь было двое посторонних - студенты из колледжа дизайна при Лос-Анджелесском центре искусств, который всего пять лет назад
окончил сам Бретт Дилозанто. Один из студентов, задумчивый юноша, что-то рисовал ногтем на скатерти; его спутницей была девятнадцатилетняя
девушка с живыми глазами.
Посмотрев вокруг, чтобы удостовериться, что у него есть слушатели, Бретт возобновил со студентами разговор, который они вели накануне.
- Если вы приехали сюда работать, - обратился он к ним, - вам надо создать у себя в мозгу что-то вроде фильтровальных установок, чтобы они
не пропускали всякие замшелые идейки, которые будут вам подкидывать наши старики.
- Бретт считает стариками, - вмешался в разговор дизайнер лет тридцати с небольшим, сидевший по другую сторону стола, - всякого, кто имел
право голосовать, когда выбирали Никсона.
- Этого пожилого мужчину, который только что подал голос, зовут мистер Робертсон, - сообщил Бретт студентам. - Он создает отличные семейные
седаны, этакие катафалки, в которые не хватает только впрячь лошадь. Кстати, чеки он подписывает гусиным пером и ждет не дождется пенсии.
- За что мы любим нашего юного Дилозанто, - вставил седеющий дизайнер Дэйв Хеберстейн, - так это за его уважение к опыту и возрасту. - Дэйв
Хеберстейн, возглавлявший лабораторию красок и внутренней отделки, окинул взглядом тщательно продуманный, тем не менее ошарашивающий костюм
Бретта. - Кстати, где это сегодня бал-маскарад?
- Если бы вы внимательно изучали мою внешность, - парировал Бретт, - а потом использовали увиденное для ваших предложений по отделке машин,
покупатели потекли бы лавиной.
- К нашим конкурентам? - спросил кто-то. - Лишь в том случае, если я перейду к ним. - Бретт усмехнулся. Поступив сюда на работу, он сразу
установил с большинством дизайнеров такую манеру разговора, и это, казалось, продолжало многим нравиться.