Когда Мондье уезжал, негодяи отдыхали, рассеиваясь по разным местам, или «работали» на себя. При возвращении хозяина на зимний сезон по первому сигналу члены банды собирались и занимали положенные им места, зная, что в эти месяцы под началом патрона они больше всего заработают, а после всех прибыльных операций их ждут великолепные пирушки. Разбойники восхищались умом и ловкостью предводителя, умевшего сочетать грабеж с принадлежностью к высшему обществу. Это позволяло Мондье организовывать самые выгодные операции, заманивать в ловушки богачей, с кем он общался и был осведомлен об их средствах, привычках и характерах. Первыми попадались в сети ближайшие его друзья.
Наиболее преданными графу, хотя и не самыми ловкими и сообразительными, были лакей Пьер и кучер Лоран, они служили уже больше пятнадцати лет, знали часть тайн хозяина, никогда их не выдавали, оставаясь немы как евнухи гаремов и готовы на все по первому знаку патрона – даже на доброе дело.
С этого года Мондье присоединил к ним Бамбоша, образовалось очень опасное трио, ведь слуги графа имели возможность проникать во все слои общества.
Бамбош достиг наконец вершины своих желаний: он участвовал в роскошных пиршествах, встречался с очаровательными женщинами, кошелек его никогда не пустовал. Правда, иногда приходилось «работать» – рисковать своей шкурой, но нельзя же все обрести, ничем не жертвуя. К тому же Бамбош ничего не имел против участия в рискованных авантюрах. Он был по природе бойцом.
Рабочий кабинет Мондье являл собой прекрасную комнату, где соблюдался строгий порядок, такой, что совершенно невозможно было догадаться о роде занятий хозяина.
Наряду с прочим, в ящиках стола и в шкафах хранились тщательно разложенные по карточным папкам точные планы города и окрестностей и подробные сведения о состояниях и образе жизни многих жителей.
Мондье развалился в кресле и сказал Пьеру:
– Позови Бамбоша и приходи обратно.
– Всех убитых убрали? – спросил граф, когда приближенный явился.
– Да, патрон. Я их перевез в подземелье, там и похоронят этой ночью.
– А раненые?
– Хирург прибыл и скоро начнет штопать их шкуры… Парням лихо досталось, не очень приятно иметь дело с типами, подобными моему неприятелю Бобино.
– Все будет хорошо оплачено и с процентами… Бедным ребятам придется с месяц проваляться в больнице… Но они не останутся внакладе, получат свою долю и от всех Дел, которые проведем во время их болезни.
Да, весьма недурно наладил свою деятельность знатный парижанин – великосветский кутила, ставший еще и грабителем. Его банда имела подземный дворец, собственную больницу с хирургом и даже особое тайное кладбище, где убитых убийц хоронили рядом с их жертвами.
– Дорого же обошлась нам эта экспедиция, – сказал Мондье.
– Надеюсь, вы заставите князя хорошо расплатиться, – ответил Бамбош.
– Я потребовал и, по сути, уже получил от него миллион, – сказал граф.
– Великолепно! А он заплатит? Не надует?
– В этом я уверен. Кроме того, я принял все меры к тому, чтобы не допустить обмана.
Бамбош, пришедший сначала в восторг, вдруг задумался и замолк.
– Почему ты вдруг приуныл? – спросил Мондье. – О чем ты задумался?
– Мне пришло в голову, патрон, что, получив миллион, вы перестанете заниматься «делами», и тогда прощай хорошие экспедиции на большой дороге! Прощай легкая добыча счастливых бандитов! Прощай красивая жизнь, которую я едва успел отведать!
Граф рассмеялся.
– Успокойся, малыш! Миллион – немалый кусок, но его не надолго хватит при большом аппетите! Мне надо пополнить свою казну, уже почти пустую… Оплатить сполна услуги наших парней и обеспечить твою особу, мой милый негодяй. Подумаешь… миллион! Да мы еще много их получим, если черт, наш покровитель, нам поможет!
– В добрый час! А то я уже вправду боялся… Выходит, миллион только начало, и мы еще не один такой вытянем из милейшего князя Березова! Ведь вы его не выпустите?
– Через восемь дней он будет свободен.
– Патрон! Вы смеетесь надо мной… Лишиться такого баснословно богатого пленника, не вытряхнув из него целую гору золота?! А Жермена?.. Вы возвратите ей своего соперника… такого опасного? Разве вы больше не любите эту прекрасную особу?
– Люблю больше прежнего.
– Тогда я ничего не понимаю!
– Я хочу вернуть князя к ней именно потому, что люблю ее. Или я непростительно ошибаюсь, или Березов сделает все для того, чтобы Жермена полюбила меня. Сначала он к ней охладеет, а потом возненавидит.
– Вот это здорово. Только, извините, а это в самом деле возможно, вы уверены?
– Да, Бамбош. Князь даже вдалеке останется в моем полном повиновении, будет думать, говорить, желать, действовать так, как захочу я, станет марионеткой, управляемой моими руками.
– Патрон!.. Скажи такое кто другой, я бы подумал, что надо мной смеются!
– Известно ли тебе о гипнотизме, Бамбош?
– Очень мало… только понаслышке.
– В наше время о нем почти не знают, но в древности им занимались много, и я последовал примеру далеких предшественников. Тем более что кое-кто из современных ученых его как бы заново открыл, и не только сами они этим воспользовались. Гипнотизмом объясняется много странных вещей, а позднее он, несомненно, откроет людям секрет жизни… секрет любви… Твердо верю в силу внушения. Я не новичок в этом деле и вообще не берусь за то, чего не умею. Проведя много испытаний, я убедился в своих способностях, которые теперь хочу испробовать на князе Мишеле. Уверен, что опыт удастся. Сегодня же вечером попробую Березова усыпить.
– И вы думаете, он вам позволит добровольно?
– О! – воскликнул Мондье. – Я знаю способы… Способы безошибочные… Вот увидишь!
– Ничего большего сейчас не желаю, мне это представляется очень занимательным!
– Покорение воли одного человека другому – зрелище поинтереснее любого спектакля. Когда мой подопытный будет усыплен и не чувствителен ни к чему – ни к физической боли, ни к душевным потрясениям, станет игрушкой в моих руках и моим рабом душой, тогда я сделаю все, что мне будет угодно. Я заставлю его разлюбить Жермену, сделаю своим другом, твоим другом…
– Тысяча чертей!
– И все это только силой моей воли…
– Но если он не поддастся внушению? – спросил Бамбош, восхищенный услышанным, но не вполне доверяющий ему.
– Я сначала попробую, поработаю над ним семь дней, сделаю подвластным гипнозу, послушным, вполне покорным. Ты будешь присутствовать при всех опытах и сам все увидишь.
– Черт подери! Это было бы очень выгодно уметь так покорять людей. Я бы тогда внушал хорошеньким дамочкам отдаваться мне, а богатым старикам – подписывать на мое имя дарственные и завещания.
Слуга пришел доложить, что господину графу подано кушать. Мондье приказал Пьеру отнести еду и князю и прошел с Бамбошем в столовую, где их ждал изысканный ужин.
В десять часов они еще сидели за ликерами и курили сигары, когда кто-то попросил разрешения поговорить с графом.
Это был один из его людей, прибежавший доложить, что русский посол собственной персоной вместе с Бобино и отрядом вооруженных людей направился туда, где был совершен налет на князя, – в надежде напасть на группу разбойников.
Мондье рассмеялся.
– Как наивны эти добрые люди! Вообразили, будто мы станем их там дожидаться! Пусть позабавятся, разыскивая нас, а у меня сейчас дело более важное, чем обезвреживать дураков-мстителей. Приказываю, чтобы, начиная с этого часа, повсюду было полное спокойствие семь дней.
Посланец почтительно поклонился и вышел.
Через несколько минут вернулся Пьер.
– Господин граф, пленник не пожелал есть, он, наверное, боится, что его отравят.
– Он отказывается от пищи, тем хуже для него. Когда очень проголодается, сам попросит. К тому же мне совсем не надо, чтобы он слишком насыщался. Чем меньше он будет есть, тем более раздражимым станет и, следовательно, легче поддастся моему опыту. Пойди к нему, Пьер, прихвати смирительную рубашку и веревку, мы явимся вслед за тобой.