В нем должен быть цветной порошок, что сыпется на бумагу, а сверху пробегает лазерная головка, прижигает… Вроде бы так. Я
присмотрелся к барабану – точно, закреплен плохо. Штифты не до конца зашли в направляющие, и чересчур умная техника решила, будто его
вообще нет на месте.
Я засунул руку в нутро принтера, потянулся к барабану. И тут меня настиг второй приступ. В груди родился сгусток тепла, разлился по телу. Я
остолбенел. Принтер выглядел совершенно иначе. Коробок – призрачная серая оболочка, внутри – клубок светящихся нитей, разноцветные комочки,
точки и пятна. Провод питания – синеватый огненный жгут… Я ощутил приятное покалывание, посмотрел на руку. Кисть окружал ореол белого
света, между фаланг и кончиков пальцев проскакивали злые голубоватые искры. В нос ударил знакомый запах озона.
Инстинктивно я дернул рукой, случайно прикоснулся ладонью к полозьям принтера. Сухо затрещало, раздалось противное шипение. Переплетение
мерцающих нитей вспыхнуло и погасло. По металлическим частям агрегата запрыгали маленькие ветвистые молнии, попробовали на вкус пластмассу
и брезгливо отпрянули. Нос пощекотала вонь горелой проводки. Потянулся тоненький черный дымок, свидетельствующий о бесславной кончине
дорогого аппарата.
Я торопливо захлопнул крышку и выдернул шнур из розетки. Ладонь спрятал в кармане – с пальцев еще сыпались искры.
– Горелым воняет! – с удивлением воскликнула Тоня.
– Короткое замыкание, – быстро ответил я. – Накрылся принтер.
– О боже! – огорчилась женщина. – А я говорила Федору Сергеевичу, что проводка плохая.
– Да-да, – подхватил я. – Предохранители не выдержали!
С невинным видом отошел от стола, медленно направился к двери. Пора рвать когти! Иначе о чем-то догадаются, начнутся вопросы. Тоня еще
сокрушалась по поводу поломки оборудования, ее поддержали другие сотрудники. Стали ругать старую советскую электросеть, ненадежную технику
и прижимистость директора, что пожалел денег на хороший блок бесперебойного питания.
Зашел угрюмый Юра. Бросил на меня грозный взгляд и процедил сквозь зубы:
– Иди, Сашка, отдыхай. Таможня дала добро.
– Я ж говорил, – пробормотал я. Покачнулся, с трудом сдержал приступ тошноты. Вокруг начальника отдела та же бледная дымка, только
гниловато-зеленая, с черными всполохами.
– Но чтоб вечером был в кафе! – твердо сказал Юрий, сложил руки на груди. – Мне плевать как будешь лечиться. Если не явишься, устрою
веселую жизнь. Иностранку надо принять в коллектив, дать знать, что ценим и любим.
– Хорошо, – кивнул я.
Проскользнул мимо Юры, толкнул ногой дверь и помчался по коридору. Старался не смотреть по сторонам, на приветственные возгласы знакомых
просто кивал, бежал дальше. Вихрем вылетел из здания. На тротуаре остановился, глубоко вздохнул. Немного полегчало. Уже медленней
направился в ближайший парк, нашел относительно безлюдную аллейку и плюхнулся на лавку. Подставил лицо ласковому солнцу, прохладному
ветерку.
Осмотрел ладонь, сжал и разжал кулак. Вновь ничего особенного. Ни искр, ни свечения. Зрение пришло в норму, отступила тошнота и
головокружение. Все нормально… Но в груди новое, неведомое ранее ощущение. Щекотка, теплая и невероятно приятная искра.
Я прислушался к чувству, потянулся разумом. Когда-то занимался восточными единоборствами. Перед тренировками приходилось медитировать,
настраиваться на определенное действие.