В страхе и ужасе отвожу на мгновение глаза. В этот неуловимый миг сцена меняется. Вместо ядовитых грибов и шелудивых стервятников возникает богатая мозаика двора, выложенного квадратами эбенового и коричного дерева, с темнопурпурными щитами по стенам, из-за которых цветущие вишни сыплют лавину лепестков на шахматный двор. Рядом, почти рукой подать, стоит по-царски роскошное ложе со множеством разбросанных в очаровательном беспорядке подушек. На этом пышном ложе небрежно полулежит, словно лениво поджидая меня, моя жена Мод. Это не совсем моя Мод, хотя я сразу узнаю ее крохотный, птичий рот. Я жду, что она, как обычно, скажет какую-нибудь глупость. Вместо этого из ее горла льется печальная мелодия, от которой у меня начинает пульсировать жилка на виске. Только теперь осознаю, что она обнажена, чувствую смутную, сладостную муку ее бедер. Наклоняюсь, чтобы поднять ее на руки, но тут же в ужасе отскакиваю, увидев паука, медленно ползущего по ее молочно-белой груди. Как одержимый, в панике бегу к стенам замка.
И тут происходит странная вещь. Медленно, со стоном и скрипом, высокие ворота отворяются. Быстро бегу по узкой тропе, что ведет к винтовой лестнице. Как безумный, карабкаюсь по железным ступенькам - выше и выше, но конца лестницы не видать. Наконец, когда сердце, кажется, вот-вот разорвется от напряжения, оказываюсь наверху. Подо мною уже нет бастионов и зубчатых стен, окон и башенок таинственного замка. Вместо него внизу разворачивается черная вулканическая пустыня, изрезанная бесчисленными бездонными пропастями. Не видно ни деревца, ни вообще каких-либо признаков растительности. По всему пустынному пространству тянутся гигантские складки застывшей лавы, усеянные сверкающими вкраплениями минералов. Вглядевшись внимательнее, с ужасом понимаю, что там, внизу, есть жизнь - слизистая, ползучая жизнь, огромными кольцами извивающаяся вокруг безумных мертвых складок пустыни.
Внезапно возникает ощущение, что высокий шпиль, на который я в панике взобрался, рассыпается в своем основании, что эта громадная игла колеблется на краю отвратительной бездны, грозя мне в любой момент неминуемой смертью. На какое-то неуловимое мгновение наступает жуткая тишина; слышится слабый, почти неразличимый звук голоса - человеческого голоса. Вот он звенит смелее, с непонятным стонущим акцентом, но только затем, чтобы тут же замереть, словно задушенный адской пропастью. В тот же миг башня начинает сильно крениться, и, когда она зависает над бездной, подобно пьяному кораблю, раздаются невнятные голоса. Человеческие голоса, к которым примешиваются пронзительный хохот и вопли лунатиков, леденящие кровь проклятия грешников, зловещее, наводящее ужас хихиканье бесноватых.
Башня наклоняется, и я лечу в пустоту со скоростью метеора. Падаю ниже, ниже и ниже, и лепрозные когти, клювы в коросте яри-медянки рвут нежную плоть моего слабого тела, терзают внутренности. Ниже, ниже и ниже, изодранный и искромсанный зубами и клыками.
Внезапно он прекращается, этот стремительный полет сквозь бездну, я уже не падаю, а быстро скольжу. По парафиновой плоскости, поддерживаемой колоссами, чья человеческая плоть кровоточит всеми порами. Внизу с яростным нетерпением ждет великан-людоед, раскрыв бездонную каверну пасти и щелкая зубами. Через мгновение меня проглотят живьем, я погибну под аккомпанемент ужасного хруста костей, моих драгоценных косточек, буду раздавлен, размолот… но тут чудовище чихает. Звук подобен гигантскому взрыву, от которого вдребезги разбивается вся Вселенная. Я просыпаюсь, закашлявшись, как старый курильщик.
Не удивительное ли совпадение: на другой день я заглянул к своему приятелю Ульриху, и тот неуверенно сообщил, что накануне у него была Мод и умоляла поговорить со мной, убедить вернуться к ней. Он уныло рассказал, что на нее жалко смотреть, в таком она ужасном состоянии. Как вошла в его студию, так все время и плакала, пока не ушла. Даже встала на колени и умоляла обещать ей, что он сделает все возможное, чтобы исполнить ее просьбу.
- Я откровенно признался, - сказал Ульрих, - что не знаю, где тебя искать. Но она все твердила, что должен быть какой-то способ вычислить тебя. Она умоляет, чтобы ты простил ее, как она простила тебя. Говорила, что готова забыть прошлое, лишь бы ты только вернулся… Поверь, Генри, это было тяжелое испытание. Я пообещал сделать все возможное, хотя понимал, что это бессмысленно. Знаю, тебе больно все это слышать. - Он помялся и добавил: - Об одном я хотел бы попросить, если не возражаешь: не смог бы ты сам встретиться с ней, без моего участия? Боюсь, второй раз я не выдержу. Это меня слишком расстраивает.
Я заверил его, что сам все утрясу. Что ему незачем беспокоиться о нас с Мод.
- Слушай, Ульрих, давай забудем пока об этом. Пошли к нам, сейчас как раз время ленча. Мона будет рада видеть тебя. Думаю, тебе понравится Марджори.
Глаза у него тут же загорелись. Он облизнул сочные губы кончиком языка.
- Хорошо, - сказал он, хлопая себя по ноге, - не откажусь. Ей-богу, давно нам пора посидеть и поболтать о том о сем. Должно быть, тебе много есть чего рассказать.
Как я предполагал, Марджори и Ульрих отлично поладили. Мы роскошно позавтракали, сопроводив обильную еду парой бутылок рейнского. После ленча Ульрих вытянулся на софе и собрался вздремнуть. Он объяснил, что очень устал, трудясь над натюрмортом с ананасами. Когда он немного отдохнет, то, пожалуй, сделает набросок-другой. Может, Марджори будет так добра и попозирует ему, а? Один глаз у него был уже закрыт. Другой, пугающе живой, глядел, вращаясь, из-под нависшей брови.
- Вы тут едите до отвала, - сказал он, складывая руки на животе. Приподнялся на локте, заслонил глаза рукой от света. - Не возражаете, если приспустим шторы, только чуток? Вот так, отлично. - Блаженно вздохнув, он заснул.
- Если ты не против, т сказал я Марджори, - мы тоже немного прикорнем. Позови нас, когда он проснется, ладно?
Ближе к вечеру мы обнаружили Ульриха сидящим на софе, со стаканом холодного вина в руке. Он был свеж и бодр, в благодушном настроении.
- Бог ты мой, старики, как хорошо, что мы снова вместе! - сказал он, складывая губы трубочкой и двигая инфернальной бровью. - Я тут как раз расписывал Марджори, как мы жили в былые деньки. - Он улыбнулся нам нежной лучезарной улыбкой, поставил стакан возле себя на низкую скамеечку и глубоко вздохнул. - Знаешь, когда мы подолгу не видимся, мне всегда хочется о многом тебя спросить. Я записываю для памяти сотни вопросов, какие придут в голову, а потом, когда встречаю тебя, обо всем забываю. Слушай, не здесь ли где-то ты однажды снимал квартиру вместе с О'Марой и - как уж его звали, того чокнутого индуса?… Ну, знаешь, такого длинноволосого, который еще так истерически смеялся?
- Ты хочешь сказать, с Говиндаром?
- Вот-вот. Он точно был колдун, этот парень. Помню, ты был о нем высокого мнения. Не писал ли он тогда какую-то книгу?
- Он написал несколько книг, - ответил я. - Одна, большой метафизический трактат, была по-настоящему замечательна. Я понял, как она хороша, только через несколько лет, когда стал сравнивать его работу с тягомотными томами наших выдающихся олухов. Я бы сказал, Говиндар был метафизическим дадаистом. Но тогда мы только и знали, что подшучивать над ним. Как ты помнишь, я был полным невеждой. Ни в грош не ставил индийскую философию, к тому же он, кажется, писал свои книги на санскрите. Сейчас он снова живет в Индии - стал, как мне говорили, одним из главных сподвижников Ганди. Наверное, самый необыкновенный индус, какого я когда-либо встречал.
- Тебе виднее, - заметил Ульрих, - тогда ты имел дело с целой прорвой таких, как он. И еще с египтянами… помню одного, косоглазого…
- А, Шукрулла!
- Вот это память! Да, Шукрулла, теперь припоминаю. А другой, тот, что писал тебе длиннющие цветистые послания, его как звали?
- Мухаммед Али Сарват.
- Боже, что за имена! Сила был парень. Надеюсь, Генри, ты сохранил его письма.
- Я тебе расскажу об одном пареньке, Ульрих, которого никогда не забуду. Это был еврейский мальчишка. Сид Харрис. Помнишь: «Веселого Рождества!», «Президент Кармайкл», «Не забудьте попросить у Санта-Клауса прибавки всем курьерам!» Что за парень! Я так и вижу, как он сидит рядом со мной и заполняет анкету. Сид Харрис, место рождения: утроба матери; адрес: Ист-Сайд; религия: неизвестна; предыдущее место работы: мальчик на побегушках, чистильщик обуви, страхователь от огня, домушник, продавец содовой, спасатель, таблетки от кашля и - «Вас поздравляет с Рождеством американский флаг, развевающийся над статуей Свободы».