Внезапно мы вылетаем к океану. Страшная жара. Мы дышим часто, как собаки, но в то же время свежи, как маргаритки. Великие ветераны гонок. Я слезаю с велосипеда, и Папа знакомит меня с великим Джо Фолджером. «Лихой паренек, - говорит Джо Фолджер, оглядывая меня. - Готовится к большой гонке?» Неожиданно он наклоняется, ощупывает мои бедра и икры, мнет предплечья и бицепсы. «Подъемы ему нипочем будут - прекрасные данные». Я так взволнован, что краснею, как школьник. Теперь бы встретить как-нибудь утром Фрэнка Крамера; то-то удивлю его.
Мы неторопливо идем; каждый ведет свой велосипед одной рукой. Как ровно он катится, послушный уверенной руке! Потом усаживаемся выпить пива. Я неожиданно начинаю играть на рояле, просто чтобы доставить удовольствие Джо Фолджеру. Оказывается, Джо Фолджер сентиментален; я ломаю голову, что бы такое сыграть, что ему наверняка понравится. В то время как мои пальцы нежно касаются клавиш, мы переносимся, как бывает только во сне, на стадион где-то в Нью-Джерси. Тут же расположился на зиму цирк. Не успеваем мы опомниться, как Джо Фолджер принимается крутить на велосипеде мертвую петлю. Зрелище не для слабонервных, особенно когда сидишь так близко к вертикальному треку. Тут же расхаживают клоуны, одетые и раскрашенные, как им полагается; одни играют на губных гармошках, другие прыгают через скакалку или отрабатывают падение.
Вскоре вся труппа собирается вокруг нас, наши велосипеды отставляют в сторону и принимаются проделывать фокусы а-ля Джо Джексон. Разыгрывая, конечно, при этом пантомиму. Я чуть не плачу, потому что мне никогда не собрать велосипед, - на такое множество частей они разделили его. «Не тужи, малыш, - говорит великий Джо Фолджер, - я отдам тебе свой. На нем ты выиграешь все гонки!»
Каким образом там оказался Хайми, этого я не помню, но он вдруг вырастает передо мной, и вид у него ужасно подавленный. Он хочет сообщить, что у нас забастовка. Я должен вернуться в контору. Курьеры собираются завладеть всеми нью-йоркскими такси, чтобы на них доставлять телеграммы. Я прошу Папу Брауна и Джо Фолджера извинить меня за то, что так бесцеремонно покидаю их, и прыгаю в поджидающую машину. Пока мы едем в Голландском туннеле, я засыпаю, а когда открываю глаза, вновь вижу себя на велосипедной, дорожке. Сбоку от меня Хайми - крутит педали крохотного велосипедика. Он похож на толстячка с рекламы покрышек «Мишени». Сжавшись в седле, он едва поспевает за мной. Мне ничего не стоит схватить его за шкирку и поднять, вместе с велосипедом, и так ехать, держа его в вытянутой руке. Теперь его колеса крутятся в воздухе. Он ужасно доволен. Хочет гамбургер и молочный коктейль с солодом. Легко сказать. Проезжая мимо деревянного помоста на пляже, хватаю гамбургер и коктейль, другой рукой кидаю монетку продавцу. Мы едем по пляжу - гонка с препятствиями выскакиваем на деревянный настил и словно взмываем в синеву. У Хайми вид малость ошарашенный, но не испуганный. Только ошарашенный.
- Не забудь утром отослать путевые листы, - напоминаю я.
- Осторожнее, мистер М., - умоляет он, - в прошлый раз мы чуть не въехали в океан.
И тут на кого, вы думаете, мы натыкаемся? На моего старого приятеля Стаса, пьяного в дым. Приехал на побывку. Ноги колесом, как положено кавалеристу.
- Это что за огрызок с тобой? - угрюмо интересуется он.
Как это похоже на Стаса - с ходу начинать браниться. Вечно его приходится сперва успокаивать, а уж потом разговаривать.
- Вечером уезжаю в Чаттанугу, - говорит Стас. - Надо возвращаться в казармы. - И машет на прощание.
- Это ваш друг, мистер М.? - с невинным видом спрашивает Хайми.
- Он-то? Да это просто чокнутый поляк, - отвечаю.
- Не нравятся мне эти польские иммигранты, мистер М. Пугают они меня.
- Что ты хочешь сказать? Мы в Соединенных Штатах, не забывай!
- Так-то оно так, - говорит Хайми. - Да только поляк везде поляк. Нельзя им доверять. - И он начинает выбивать зубами дробь. - Пора мне домой, - добавляет он несчастным голосом, - жена будет беспокоиться. Вы не торопитесь?
- Так и быть. Тогда поедем на метро. Это будет немного быстрее.
- Только не для вас, мистер М.! - говорит Хайми с дрожащей ухмылкой.
- Хорошо сказано, малыш. Я чемпион, это верно. Посмотри на мой рывок… - И с этими словами я рванул как ракета, а Хайми остался стоять, воздев руки и вопя, чтобы я вернулся.
Потом, помню, я, не слезая с седла, руковожу потоком такси. На мне свитер в яркую полоску, в руке мегафон, и я управляю движением. Город словно исчез, растворился в тумане. Еду как сквозь облако. С верхнего этажа здания «Америкен тел энд тел» президент с вице-президентом шлют послания; в воздухе парят хвосты телеграфных лент. Словно опять Линдберг возвращается домой. Легкости, с которой я объезжаю такси, проскакиваю между ними, обгоняю, я обязан старому велику Джо Фолджера. Этот парень умел управляться с велосипедом. Тренировка? Это самая лучшая тренировка, какая только может быть. Сам Фрэнк Крамер не смог бы выдать такое.
Линдберг, Чарльз Огастес - знаменитый американский летчик-рекордсмен, первым совершивший беспосадочный перелег через Атлантический океан (О- мая г.) на одноместном моноплане «Дух Сент-Луиса». Стал национальным героем США. В г. был похищен с целью выкупа; в итоге погиб его полуторагодовалый сын. Вследствие что го преступлении в г. и США был принят т. н. «чакон Линдберга» - суровый антитеррористический акт, запрещающий перевоз через границы штатов похищенных лиц и требование выкупа за них.
Самая лучшая часть сна - возвращение в Бедфорд-Реет. Все ребята снова там, кто на чем, велосипеды вычищены и сияют, седла подогнаны, а у самих важный вид- задирают носы, словно Ловят, откуда ветер. Как хорошо опять оказаться с ними, трогать их мускулы, осматривать их велосипеды. Листва стала гуще, и нет той жары. Папа собирает их вокруг себя, обещает на сей раз погонять как следует…
Когда я появился вечером дома это все тот же вечер, не важно, сколько времени прошло, - мать поджидала меня.
- Сегодня ты был хорошим мальчиком, - сказала она, - разрешаю взять велосипед с собой в кровать.
- Правда? - воскликнул я, не веря собственным ушам.
- Да, Генри, - ответила она, - Джо Фолджер был у нас и только что ушел. Он говорит, что следующим чемпионом мира будешь ты.
- Неужели так и сказал, мама? Нет, правда?
- Да, Генри, слово в слово. Он сказал, что нужно получше тебя кормить. А то ты худенький.
- Мамочка, я самый счастливый человек на свете. Дай я тебя расцелую.
- Не глупи, ты знаешь, что я не люблю этого.
- Ну и что, мамочка, все равно поцелую. - И я так крепко стиснул ее в объятиях, что чуть не задушил. - Ты и в самом деле разрешаешь, мамочка? Взять с собой в кровать велосипед?
- Да, Генри. Но только не запачкай простыней!
- Не волнуйся, - завопил я, не помня себя от восторга. - Я проложу старые газеты. Хорошо я придумал?
Я проснулся и стал шарить вокруг себя в поисках велосипеда.
- Что ты пытаешься найти? - закричала Мона. - Последние полчаса ты постоянно хватаешь меня.
- Я искал велосипед.
- Велосипед? Какой велосипед? Ты, должно быть, еще спишь.
- Спал, - улыбнулся я, - и видел восхитительный сон. Про свой велик.
Она прыснула со смеху.
- Знаю, что звучит глупо, но сон был потрясающий. Как мне было хорошо!
- Эй, Тед, - позвал я, - ты здесь? Нет ответа. Я позвал снова.
- Ушел, наверное, - пробормотал я. - Который теперь час?
Была середина дня.
Хотел сказать ему кое-что. Жаль, что он уже ушел. - Я перевернулся на спину и уставился в потолок. Перед глазами плыли обрывки сновидения. Я испытывал неземное блаженство. И голод.
- Знаешь что, - проговорил я, еще не вполне проснувшись, - стоит, пожалуй, сходить к двоюродному братцу. Может, одолжит на время свой велосипед. Как думаешь?
- Думаю, что ты впадаешь в детство.
- Может быть, но мне очень хотелось бы снова покататься на том велике. Он принадлежал гонщику-профессионалу; он продал мне его на треке, помнишь?