– Я хочу это видеть, – заявила Гудни. – Давай допьем вино и отправимся смотреть на праздничный народ!
Они подошли к костру. Там прыгали в одиночку и парами. Некоторые успешно, другие не очень, а иные пугались высоких языков пламени и в последний момент отворачивали в сторону. Таких встречали неодобрительным гулом и свистом.
– Как бы я хотела быть молоденькой и прыгнуть через огонь! – с горящими глазами проговорила Гудни.
– У тебя есть дети?
– Пока нет.
– А хочешь родить?
– Какая женщина не мечтает о ребенке!
– Так попроси Купалу!
Гудни некоторое время колебалась, а потом решительно встала среди тех, кто готовился к прыжкам.
Высокая, сильная, ловкая, она легко преодолела препятствие и вернулась к Словену. В глазах горел азарт от участия в волшебном действе.
– Ты думаешь, – спросила она Словена, – Купала мне поможет?
– Не сомневаюсь, – уверенно ответил он.
Вдруг кто-то сзади их облил водой. Гудни от неожиданности взвизгнула и присела, Словен с улыбкой отряхивался, он знал, что в купальный праздник люди друг друга обливают, желая счастья. И сейчас озорной девичий голос крикнул:
– Радостной жизни вам и согласия!
Потом они гуляли по лесу, останавливались возле хороводов, смотрели на представления скоморохов, им Словен высыпал целую шапку медовых пряников, купленных у торговцев.
Вечерело. Постепенно с луга уходили взрослые и пожилые люди, оставалась одна молодежь.
– Сейчас начнутся купания, – говорил Словен. – Такие бывают только раз в году, в праздник Купалы. Парни и девушки будут совершенно обнаженными. Им разрешается поцеловать, приласкать и обнять любого, кто попадется под руку. И при этом не должно быть никакой ревности любимых. Слышишь, что в хороводе поют?
До них доносилась песня:
– Я тоже хочу купаться! – в радостном возбуждении произнесла Гудни.
– А кто тебе воспретит? – ответил Словен, жадно следя за каждым ее движением.
– Тогда ищи меня!
Гудни метнулась в кусты. Видно было, как она сбросила с себя платье и кинулась в воду, от нее в разные стороны полетели брызги. Словен, не упуская ее из виду, тоже сорвал с себя одежду, головой вперед прыгнул с бережка, вынырнул, поплыл. Вокруг него барахтались, веселились, кричали, звали, аукались парни и девушки, их было много, но он не обращал на них внимания, среди этой сумятицы он искал глазами Гудни. Какая-то молодушка, схватив его за плечи, поцеловала в губы; Словен кидался то в ту, то в другую сторону. Он рассчитывал узнать ее по золотистой копне волос, по удивительному блеску нефритовых глаз… Но где там! Гудни нигде не было.
Вдруг сзади Словен почувствовал прикосновение женских грудей, а сильные ноги обвили его туловище. Он догадался, кому они принадлежали, и по его телу прокатилась бешеная горячка, бурной волной ударила в голову, помутила сознание. Он задрожал, круто развернулся и увидел перед собой горящие, колдовские бирюзовые глаза.
Гудни!
Крикнул восторженно:
– Утоплю!
А сам бережно провел ладонями по ее точеной шее, плечам, стараясь привлечь к себе.
Она выкрикнула радостно в ответ:
– Не топи! Еще пригожусь!
Плеснула ему в лицо, сильным, размашистым движением откинулась назад и исчезла в воде. Он бросился вслед за ней…
Накупались, стали одеваться. Было видно, как в лесу мечутся факелы, аукается, перекликается народ. Гудни спросила:
– Чем они так заняты?
– Они ищут цветок папоротника, который зацветает только в купальскую ночь. С помощью цветка можно отыскать закрытые клады.
– Я тоже хочу отыскать колдовской клад! – азартно проговорила она. – Пойдем, Словен, в лес. Сегодня необыкновенная ночь, нам обязательно повезет!
Словен взял факел (они были сложены под развесистым деревом), зажег его, и они углубились в чащу. Неверный огонь вырывал из мрака ночи то развесистые кроны деревьев, то кустарник, порой схожий с каким-нибудь загадочным сказочным существом, то поваленные стволы с черными разлапистыми корнями, словно простертые во все стороны руки чудовищ, то трухлявые пни, в которых виделись головы подземных жителей… Воспаленное воображение Гудни рисовало стайку фей, которая окружила ее со всех сторон. Они были одеты в зеленые и синие плащи, красные шапочки с белыми орлиными перьями, а на ногах желтые чулки и коричневые туфельки на высоких каблуках с золотыми пряжками. В волосах у них были цветы и волшебные палочки, руки покрыты рыбьей чешуей.
– Смотри, смотри, – кричала Гудни Словену, – какое множество фей вокруг нас! Какие они красивые!
– Где феи? – оглядываясь, спрашивал Словен. – Я не вижу никого вокруг.
– Как ты не можешь разглядеть их? – удивлялась Гудни. – Гляди, среди них появилась королева фей, изысканно, великолепно одетая. У нее платье зеленого цвета, расшитое золотыми блестками, а на голове красуется маленькая жемчужная корона. Вокруг нее музыканты в шлемах-колокольчиках, кожа белая, как лебединое перо, голоса звонкие, как у певчих дроздов, а сами они пригожие да ладные, будто нарисованные…
– Мне не являются феи, – говорил Словен, пробираясь сквозь заросли. – Зато я вижу, как воздух вокруг наполнен серебристым блеском, деревья переходят с места на место и разговаривают между собой шумом ветвей. Если мы найдем чудесный, колдовской цветок папоротника, я сумею понять их разговор…
Они шли еще некоторое время, потом Гудни остановилась:
– Мы не можем заблудиться? Смотри, не видно ни одного факела, мы остались здесь одни. Мне становится жутковато…
Он привлек ее к себе:
– Не бойся. До реки совсем близко. Пройдем прямо и выйдем из леса.
– А как же цветок папоротника?
– Я его нашел. Это ты, самый чудесный в мире цветок. Иного мне не надо. – И, сжав ее в крепких объятиях, стал целовать жарко и требовательно…
Утреннее солнце разбудило их на сеновале сарая, на окраине села, куда они забрели, точно в бреду, той звездной купальной ночью.
– Никуда бы я отсюда не пошла, – разморенно говорила Гудни, положив голову на широкую грудь Словена. – Для меня эта деревня краше столицы, а сено, на котором лежим, мягче и приятней самой мягкой постели в великокняжеском дворце. Словен, давай останемся здесь и будем трудиться на земле, как обыкновенные селяне. Для меня такая жизнь во сто раз привлекательней, чем быть женой правителя страны.
– Чем же тебе не пригож Довбуш?
У Гудни судорогой дернулось тело, она проговорила, старательно произнося слова:
– У нелюбимого замечаешь какую-нибудь плохую черту и начинаешь ненавидеть из-за нее всего человека. А Довбуш, когда заговаривает о чем-то глубокомысленно, начинает по-птичьему медленно закрывать тонкие веки. Я была готова за это разорвать его на части!
– Но ведь он князь, а сейчас – великий князь. Ему положено изрекать мудрые мысли.
– Довбуш не очень умный человек и недальновидный правитель. И как все недалекие люди, он очень самоуверен и никогда не сомневается в своей правоте. Умные люди подолгу размышляют, прикинут и так и эдак, отметят сильные и слабые стороны противника, оценят свои силы, признают свои недостатки, а уж потом сделают выводы и наметят свои действия. А Довбуш всегда себя считает правым. А для правителя это страшно.
– Почему же ты поддерживала его?
– А ты хотел бы, чтобы я предала своего мужа, пусть и скудоумного? Кроме того, что он мне супруг, я еще и великая княгиня, поэтому исполняются мои малейшие желания и капризы, а это для любой женщины очень важно.
Словен отчужденно отодвинулся от нее:
– Как же падки женщины на роскошь и поклонение…
Она порывисто рванулась к нему:
– Словен, я не из таких. Только пальчиком пошевели, пойду за тобой в огонь и воду. Брошу и Довбуша, и дворец, и блестящую жизнь. Сокол мой ясноглазый, забери, увези с собой. Любить буду верной любовью. Не предам, не изменю, всю свою жизнь отдам без остатка, потому что знаю: не любила никого по-настоящему до тебя и не полюблю никогда…