Он прямо-таки взял Паровоз на абордаж, догнал, так ему, пассажиру, показалось.
Пассажир закинул вещи в кабину машиниста на бегу (так ему показалось) и впрыгнул сам на ходу (ничего не понял в спешке).
Он сел в углу и долго приходил в себя, обтирался платком.
Потом он посмотрел в окно.
Потом на часы.
Потом пассажир высунулся в дверь, подумал, сошел с Паровоза, погулял, оценил обстановку, плюнул на Паровоз (Лопата ахнула).
Потом он пнул ногой по колесу (Лопата сильно звякнула).
Потом пассажир выругался и полез обратно на Паровоз.
Там он снял пальто, пиджак и шарф, аккуратно снял шляпу и развесил все по гвоздям.
Потом пассажир поплевал на руки, схватил Лопату (Лопата чуть не упала в обморок) и стал бросать уголь в топку.
Видимо, попался знающий пассажир.
Потому что паровозы уже давно не ходят по путям, и про наш Паровоз никто и не вспоминал.
И угольку у него осталось мало, и воды не хватало.
Пассажир рассмотрел всю механику, что надо повернул, открыл, закрыл, нажал все по очереди, дернул, двинул, потом чиркнул спичкой, затем осмотрел циферблат – а Паровоз уже почувствовал огонь в груди, задышал, крикнул во все горло. Лопата задребезжала, все поехало.
Однако Паровоз чувствовал, что дело нечисто, он едет неправильно.
Надо было ехать вперед, на станцию, к смазчикам и обходчикам, там и уголь и вода, еще пять минут – и мы дома, а пассажир тянул куда-то не туда, а именно назад, и Лопата задребезжала, что пассажир ведет себя нечестно, тащит Паровоз куда ему самому выгодно, а о будущем не думает.
«Назад – это куда же? – растерянно думал Паровоз, – это совсем не к станции, это дорога на долгий-долгий перегон, и угля добраться до следующей остановки не хватит, опять стоп машина, теперь уже навеки».
Тем не менее Паровоз как честный труженик не сопротивлялся, благодарный пассажиру хотя бы за то, что тот вообще обратил на него внимание.
И Паровоз велел молчать старой Лопате.
А бойкий пассажир перетрогал все рычаги, добиваясь именно заднего хода, ему надо было в другую сторону – и баста.
– Но ведь мне на станцию, на станцию, – гудел Паровоз, – чтобы ехать далеко, надо запастись водой и углем!
Тем более что задним ходом Паровоз никогда еще не ездил – сто метров, не больше.
Но пассажир уже тронул Паровоз и вел его на попятную, назад.
Паровоз скрипел, шатался, но ехал: он привык доверять руке машиниста, хотя на сей раз это был явно не машинист.
Паровоз пятился, пассажир хлопотал, а Лопата взяла и пожертвовала собой: сбросилась с кучи угля, звякнула на прощанье и завалилась через порог открытой двери – на рельсы.
Паровоз загудел о Лопате прощальную песню, это была его Лопата с пеленок, с первого гудка.
А дело повернулось так, как Лопата и рассчитывала – то есть пассажир, услышавши звяк, кинулся узнать в чем дело и, как дошлый человек, высунулся в дверь поглядеть: Лопата как раз валялась на рельсах и с каждым мгновением удалялась.
А без Лопаты и думать нечего управлять Паровозом, не пятью же пальчиками загребать уголек!
Тогда пассажир, делать нечего, остановил могучую машину и тихо-тихо тронул ее обратно, то есть, по разумению Паровоза, поехал в правильную сторону.
Паровоз радостно пошел вперед, развел пары и так увлекся, что промчался мимо Лопаты, Паровоз понял, что она только этого и добивалась, – и он вихрем рванул туда, вперед, где на станции его ждали смазчики, водолеи, углепогрузчики, ремонтники, обходчики и дежурный по вокзалу.
Пассажир хватался за рычаги, тянул, поворачивал, но Паровоз, наплевав на все, шел к своей цели!
И он доехал до станции, победил.
А пассажир смирился со своей судьбой, сошел на перрон, посмотрел расписание в обратную сторону и отправился в буфет пить пиво.