- Значит, надо договариваться с волшебниками. А не есть их.
- Их съещ, как ше! Так хлестанет, што без головы осташщся!
- С чего бы?
- Волшщебники ведь имеют ссилу. Много ссилы! Больше, щем дракон. Только драконы ссилу имеют внтури, а волшшебник - сснарруши. А ессли волшшебника убить внесапно, его ссила вылетает. Нищем не контрролируемая. И ушш тут - как повесет. Повессет - только субов лишшишшшсся. А не повесет - и чешуя не помошет.
- Поэтому ты меня не убиваешь? Боишься, что я все-таки волшебник?
- Ага, - кивнул дракон. - Но не только поэтому. Ты вссе-таки угадал. Про крылья. И даше дал мне две чешуйки.
- Может, ты еще что-нибудь для меня сделаешь? Тогда и третью получишь!
Дракон оглядел Марка. Внимательно, с головы до ног.
- Я уше ссделал. Не убил тебя. Хватит тебе пока.
- Ну, хорошо. Не убил. Фиг с ним, добро. Верю. Сомнительное, но добро. А что мне с остальным твоим добром делать? Опять же, погладить дракона я мечтал много лет. Было, и прошло. А что мне делать с твоей историей о бедственном положении драконов? Это-то чем для меня добро?
- А мне какая рассниса? Это твои трррудноссти. Две чешуйки в моем воссррасте - и то удаща.
- Две??? Ты же три добрых дела сделал!
- Трри. А чешшуйки - две.
Дракон повернулся к Марку хвостом, взмахнул крыльями, и прянул в небо. Марк протер глаза от поднятого пепла, отплевался, и поглядел в небо. Дракон быстро уменьшался в размерах.
- Ни фига ж себе коврижки. С котятами, - пробормотал Марк. - Пообщались, называется...
Гедеон на местном наречии означал "остов". Почему именно "остовом" был назван город - Марк не стал допытываться. Гедеон, так Гедеон. Может, на этом месте когда-то была крепость. Или что-нить другое, солидное, древнее, давшее начало целому городу. Городская стена была уже достаточно глубоко в постройках, но все еще хорошо видима с холма. Из чего Марк заключил, что город достаточно старый, но еще не слишком вырос, чтобы за внешними поселками бывшая крепостная стена скрылась совершенно.
За городом расстилалась гладь реки. Ярко блестела в лучах заходящего солнца, покачивая мачты кораблей, возвышавшихся над окрестными строениями.
Трактиры и прочие гостиницы Марк искать не стал. Месяц работы у скорняка дал некоторую финансовую независимость, но она была слишком зыбкой, чтобы тратить деньги на трактиры. Много раскройкой шкур не заработаешь. Особенно если ты даже не подмастерье, а самый что ни на есть чернорабочий ученик. Но Марк твердо взялся искать себя, и раз уж подвернулась работа чернорабочим учеником, значит, да будет так. Самое сложное в этой работе оказалось скрепить себя, и не лезть с советами. Грубые слова, побои, пинки мастера - слава руднику! - это было настолько обычно и привычно, что вообще не будили в Марке никаких эмоций. Тем более, что бить скорняк не умел, и боли как таковой Марк не испытывал, а обижаться не собирался. Все правильно, с учениками только так и надо. Но вот все остальное... Марк уже не был глупым юнцом, хотя и старался таким казаться, и прекрасно видел, что скорняк несколько раз упустил явную выгоду при продаже своих шуб и воротников, дважды обсчитался при покупке шкур, любил выпить винца, и совершенно не заботился ни о рекламе, ни даже просто о достойности своей мастерской. Марк бы делал все совершенно не так. Но он был учеником мага, а не учеником скорняка. И тщательно старался не принимать близко к сердцу события в мастерской, уделяя внимание подай-принеси-убери. Подавал, убирал, приносил. Постепенно убедился, что не нравится это не только ему. Не нравилось это и телу. И, как выяснилось, скорняку тоже не нравилось. Нет, претензий к Марку не было, но скорняк тоже был не дурак - на свой лад. И он предложил Марку сразу стать подмастерьем - ибо видел, на что тот способен. Марк отказался. Скорняк почесал в затылке, и предложил вместо шкуры на полу (к которой Марк привык, и находил очень удобной) место в комнате. Чем еще можно было завлечь работника, скорняк не представлял. Марку стало смешно, и он просто сказал, что скоро уходит. Первая и серьезная проблема встала при расчете. Скорняк заупрямился с "выходным пособием". Тогда Марк перечислил объем и сроки работ, выполненных им, припомнил все обещания мастера, с перечислением условий - как выполненных, так и невыполненных. Мастер опять почесал затылок, и решил не связываться - уж больно точно Марк все назвал, а он не относился к хитрецам и пройдохам. Так что Марк получил все причитающееся, купил плащ, продал один из спальников, и отправился на юг.
Вот, дошел. И первым делом пошел искать себе работу. Первых два часа гуляний по городу не принесли ни одной светлой мысли. Дважды он совался в лавки с предложением дружбы и кошелька, но один раз получил отказ сразу (причем, в очень язвительной форме), а второй раз ему устроили экзамен на профпригодность. В результате чего даже сам Марк понял, что делать ему тут нечего.
Трактиры он видел, и оставлял их как запасной вариант. Денег было не так уж много, чтобы тратиться без стеснения.
Оставалось решить, чего же он хочет. Марк уселся на порог ближайшего дома, и задумался, глядя на прохожих. Хочет ли он работу? Выяснилось, что нифига подобного. Работу он не хочет. Хочет ли он жилье? Выяснилось, что жилье он тоже не хочет. Так чего же он хочет?
Пятеро молодых парней появились в конце улицы, и у Марка сразу екнуло сердце. С детства он боялся вот таких компаний - несколько молодых отморозков, связанных даже не дружбой, а просто общими отношениями, но держащиеся друг за друга крепче иных семей. Такие могли пройти мимо, могли попутно облить грязным словом, а могли и пристать. Правда, сейчас Марк был не тем мальчишкой, которого обижали в школе. Работа (опять же, слава руднику!) закалила руки и спину, и Марк понимал, что без труда свернет челюсть-другую. Вот только вся фигня заключалась в том, что сворачивать челюсти он тоже не хотел. И тело боялось уличной шпаны по привычке.