— Хана поворачивается ко мне. — Тебе осталось меньше трех недель. Шестнадцать дней?
— Так.
Мне не нравится врать Хане, поэтому я сажусь и обхватываю руками колени.
— Я в первый день после исцеления, наверное, всю ночь буду болтаться по городу. Просто потому, что будет можно, — говорит Хана и приподнимается на одном локте. — Можем придумать, как провести ее вместе. Ты и я.
В голосе Ханы слышны умоляющие нотки. Я понимаю, что должна сказать «конечно» или «это будет здорово», тогда Хане, да и мне самой, будет легче притворяться, будто наша жизнь останется прежней.
Но я не могу заставить себя сказать это и начинаю щелчками сбивать песок с бедер.
— Послушай, Хана, я должна тебе кое-что сказать. О процедуре…
— О процедуре? — переспрашивает Хана, она поняла по моему голосу, что я говорю серьезно, и это ее настораживает.
— Обещай, что не будешь на меня злиться. Я тогда не смогу…
Кажется, я забегаю вперед, чуть не сказала, что не смогу уйти из Портленда, если мы поссоримся.
— Дай-ка я догадаюсь. Ты собираешься бежать с корабля вместе с Алексом и променять меня на всяких там заразных негодяев.
Хана говорит это вроде как в шутку, но я слышу, что она нервничает, она хочет, чтобы я ей возразила.
Я молчу. Целую минуту мы просто смотрим друг на друга.
— Ты это несерьезно, — упавшим голосом говорит Хана. — Ты этого не сделаешь.
— Я должна, Хана, — тихо отвечаю я.
Хана закусывает губу и отворачивается.
— Когда?
— Мы все решили сегодня. Сегодня утром.
— Я не про это. Когда вы бежите?
Я сомневаюсь всего секунду. После того, через что я прошла этим утром, во мне уже нет уверенности, что я знаю что-то об этой жизни, о мире вообще. Но в одном я уверена на все сто — Хана никогда меня не предаст, по крайней мере не сейчас, ей в мозг пока еще не воткнули иголки, ее еще не изменили. Теперь я понимаю, что процедура делает с людьми — она их разрушает, лишает индивидуальности.
Но к тому времени, когда они доберутся до Ханы, я буду уже далеко.
— Ты это несерьезно, — повторяет Хана.
— Меня здесь ничто не держит.
Хана снова поворачивается ко мне и смотрит в глаза. Я вижу, что обидела ее.
— Здесь есть я, — говорит она.
И тут мне в голову приходит решение. Простое до идиотизма решение.
— Бежим с нами, — недолго думая, выпаливаю я.
Хана с тревогой оглядывается по сторонам, но народ уже разошелся, а старик с тростью успел проковылять полпляжа и не может нас услышать.
— Я серьезно, Хана. Ты можешь пойти с нами. Тебе понравится в Дикой местности. Там так здорово. У них там целые поселения и…
— Ты там была? — перебивает меня Хана.
Я чувствую, что краснею, ведь я так и не рассказала Хане о ночи в Дикой местности, она может воспринять это как предательство. Раньше я ей все рассказывала.
— Всего один раз. И только пару часов. Там так чудесно, Хана. Это совсем не то, что мы себе представляли. А граница… Оказывается, ее можно перейти. Все совсем не так, как нам рассказывали. Они нас обманывали, Хана.
От избытка чувств я не могу дальше говорить. Хана опустила голову и теребит шов на шортах.
— Мы можем это сделать, — уже спокойнее продолжаю я, — давай убежим вместе, втроем.
Долгое время Хана ничего не отвечает, она смотрит на океан и щурится. Потом наконец встряхивает головой и грустно улыбается.
— Я буду скучать по тебе, Лина, — говорит она, и у меня начинает щемить сердце.