Иванушка, хоть и царевич, — никакой работы не чурался6 — курятник починил, крышу залатал, крыльцо подправил, дров наколол. Наравне с Дедом косить научился, вставал с первыми петухами, всеми крестьянскими навыками овладел. Дед и Баба не нарадуются, на него глядючи.
А тем временем цыплята подросли, стали курами. И вот она из них снесла своё первоё яичко. Оказалось оно изумрудным. Как же радовались Иван-царевич, Дед и Баба когда увидали его. Они, как и в прошлый раз, положили яичко на печь, а сами с царевичем зареклись7 в эту ночь спать. Но вскоре сон накрыл их своим тёплым одеялом.
Пробудились они от красивой девичьей песни, льющейся с огорода. Пока Дед и Баба вставали и подходили к окошку увидеть певунью, песня оборвалась — это Иван-царевич выбежал из избы и обнял свою невесту: он-то сразу узнал Марьюшкин голосок. Дед и Баба, увидав их милующимися посреди прополотых грядок, смущённо канули в глубь хаты. Баба пошла было готовить завтрак, глядь, а он уж на столе и в печи что-то булькало. Баба только руками всплеснула: «Да, когда ж это она успела?!». Баба глянула вокруг, да на лавку так и села — вся хата была прибрана, вся посуда блестела так, словно вчера с базара. Дед хотел, было, поводу сходить — глядь, а вёдра уж полные стоят. Дед хмыкнул и повесил коромысло на место.
Тут Иван-царевич с Марьюшкой вошли в избу.
— Я, дедушка, уже сходила поводу, — заметив качающееся коромысло, сказала красна-девица.
— Вижу, вижу, красавица, — произнёс Дед, немного ворча про себя оттого, что кто сделал его работу. — Когда ж ты столько успела?
— Утречком, дедушка, пока вы крепко спали, — молвила Марьюшка.
Все сели завтракать. И похваливая стряпню Марьюшки, решили, что им делать дальше…
* * *
По столбовой дороге к стольному граду ходко шёл чернобородый крестьянин. На руке у него блестел перстенёк… Подошёл путник к собору — поклонится праху царя с царицею. Видит: в соборе в иконостасе8 — портрет царевича в траурной раме. А перед ним стоят нищие, молятся, глядя на портрет вместо образа и о чём-то перешёптываются. И странник подошёл к ним, войдя в круг.
— …С прежней царицей люд мирской жил куда вольней и лучше, чем ныне… — говорил из нищих.
— И сынок их Иван-царевич с народом был добр и заботлив. Люди его за это помнят и сильно горюют, что… — оба нищих замолчали, увидев, что к ним подходит чернобородый незнакомец.
— Здравствуйте, люди добрые, мир вам — произнёс подошедший с поклоном.
— Мир и тебе, мил человек, коль с добром пришёл, — отвечали ему, — что-то не встречали мы тебя прежде. Видать из чужих краёв пришёл?..
— Края-то ваши, а вот в столице я давненько не был ваша правда, — отвечал странник. — Слышал я, однако, что правит вами будто бы колдунья и что совладать с ней никто не может, — продолжал странник. Будто бы вся нечистая сила её поддерживает и нет на неё управы.
— Говорят, смилуется над нами Господь, — заговорил нищий, — и возвернёт нашего законного наследника и горячо любимого Иван-царевича, который победит Амьдев. И наступят у нас, как и прежде, счастливые времена.
— А придёт он в образе странника, — добавил другой нищий. — Да, видно врут люди?! Сколь уже времени прошло, а царевича всё нет.
И поведали они о своей тяжёлой жизни. Чернобородый странник слушал-слушал их рассказ и не стерпел…
— Кончились мытарства9 ваши, люди добрые, — и с этими словами пришелец, сорвав с себя бороду; предстал перед изумлёнными нищими Иван-царевичем. — Не бойтесь, люди добрые, не оборотень я и не приведение! Злая Амьдев заколдовала меня в яйцо изумрудное. И быть бы мне и сейчас яйцом, если бы Дед и Баба не положили его на тёплую печь.
— Здравствуй, свет ты наш царевич! — с глубоким поклоном отвечали ему люди. — Заждался, исстрадался народ, ожидаючи тебя в надежде, что одолеешь ты эту бестию самозваную.
— Мм-м-н-н-да… Вся беда в том, что я не знаю, как справиться с Амьдев. Может, вы что присоветуете? Давайте подумаем.
В глубоком раздумье Иван-царевич вышел из мелового круга и… вдруг тут же был схвачен кем-то. Молодец попытался, было сопротивляться, но куда там — стражник был втрое сильнее его. Притащил он молодца в темницу. Тяжёлая дверь захлопнулась за ним и Иван-царевич услышал злорадный смех Амьдев.
— Ха-ха-ха-ха!.. Говоришь, не знаешь, как одолеть меня? Ха-ха-ха-ха!.. — царевич бросился, было назад, но было поздно — засов тяжёлой, дубовой двери щёлкнул перед его носом. Ха-ха-ха! Вот и сиди тут, пока не околеешь. Ха-ха-ха! Думать, говоришь надо? Вот и подумай в тишине, да в холодке. Ха-ха-ха-ха-а-а… — замер вдали смех злой царицы.
Присел Иван-царевич в уголок, пригорюнился:
— Что же мне теперь делать? Как из темницы убежать? Как колдунью победить?..
Вдруг, возле него кто-то зашебуршился. Иван-царевич притаился, смотрит, а это крысы. «Ну, если крысы сюда проникают, то я и подавно отсюда выберусь». Подумал так молодец, вспомнив перстенёк Марьюшкин. И в тот же миг Иван-царевич обернулся в шустрого серенького мышонка. Недолго думая, крысиным ходом выбрался он на свет божий и прямёхонько побежал во дворец. Но не успел он пробежать и трёх покоев дворца, как встретился с глазастой кошкой. Спасаясь от неё, маленький мышонок юркнул в щель и там превратился в ужа. Выбравшись из укрытия и до полусмерти напугав бедную кошку, уж спокойно продолжил «обход» дворца. Но увы «обход» кончился ничем. Уж выполз во двор, в который выходило окно спальни Амьдев, и свернулся колечком на солнышке отдохнуть. И, о ужас! — перстня, с чьей помощью он может стать молодцем вновь, на нём не было!!! «Стоило спасаться из темницы, чтобы поменять её на кожу ужа?» — опечалился Иван-царевич.
* * *
На другое утро колдунья проснулась, села на кровати, спустила ноги на пол. Вдруг… нога царицы-самозванки обо что-то больно накололась. Амьдев отдёрнула ногу и подняла… перстенёк. «Фу-ты, какой дешёвый перстенёк, — сказала про себя Амьдев, — наверно служанка обронила, когда прибирала». И с этими словами колдунья примерила перстень. Но, как только она его надела, перстенёк стал сужаться у неё на пальце. Амьдев, ругая себя почём зря, еле успела стянуть это дрянное кольцо и со словами:
— В-в-вот тебе! — с силой вышвырнула перстень в окно.
Перстенёк со звоном покатился по двору, где его и подхватил разбуженный им уж.
* * *
Спустя какое-то время Амьдев, гуляя в дворцовом парке около озера, решила искупаться. Она разделась и вошла в воду. Вдоволь наплававшись и вернувшись на берег, Амьдев с изумлением увидела, что на её одежде, в которой была вся её колдовская сила — сидит громадный белый волк и, скалясь, глухо рычит на неё. На передней лапе у него сверкал тот самый перстенёк, который она выбросила в окошко. И который, как теперь вспомнила Амьдев, она видела мельком у Ивана-царевича. «К-а-а-к, ты не в темнице?!» — испуганно воскликнула ведьма. Амьдев хотела, было позвать стражу, но голос её без колдовской силы стал очень слаб. Поэтому колдунья робко попыталась сама согнать с одежды могучего волка. Но тот так лязгнул пастью, что Амьдев, еле увернувшись, пустилась наутек, в чём мать родила. А волк огромными прыжками за ней, и люди хохотали ей вслед.
* * *
Так Иван-царевич и выгнал из своей страны царицу-самозванку. А потом обернулся молодцем, женился на Марьюшке и стали они жить-поживать, да государством править — себе на радость, людям на пользу. И про Деда с Бабой не забыли: как отгуляли свадьбу, предложили им рядом жить. Но Дед и Баба не захотели остаться во дворце — и их с почётом проводили в родную деревушку, где они в благополучии и жили с Курочкой Рябой. Чего и нам желают.