Шрифт
Фон
–
Долго ль, коротко ль, спеши иль не спеши –
Добрались до места, развернулись.
Оглянулись –
Ни души…
Притянули справа связь огневики.
Ни у них пехоты, ни у нас пехоты,
Под ногами за версту в лесу трещат сучки.
Только где-то УРовцев рассыпанная рота –
Днём спала, а ночью к пулемётам
Становилась к берегу реки.
Перед ними, там, где тени леса
Не могли на воду упадать,
Летним небом, избледна-белесым
Чуть посверкивала сумрачная гладь.
Дальше – мгла. Враждебно скрылись в темени
Берег против берега и против стана стан.
Временем
Ни шороху,
Ни шолоху
Ни здесь, ни там.
Временем всхлопочут озабоченно,
И, чтоб не подумал враг, что бодрых нет, –
Наши выпустят трассирующих очередь,
Немцы бросят грозд трепещущих ракет.
–
Рядом, да не в пекле, так и дождались мы
Дня прорыва при конце июня.
В сумерках я шёл по лесу накануне,
Погрузясь в заботившие мысли.
Под ногами стлалась в иглах и в песке
Еле различимая тропа лесная.
Вдруг огни костров невдалеке
Просверкнули, хвойник просекая.
Кто такой? Позамерзали? Что они там светят?
Идиоты. Берег рядом. С воздуха заметят.
Нет, найди другой народ, чтоб нашего дурней!
И свернул сквозь чащу в сторону огней.
Командира части я нашёл
В крохотной земляночке с накатом жердевым,
Строенной давно, не для него, не им.
Он сидел один, облокотясь о стол,
Из трофейных плошек выставил аллею,
По десятку справа, слева запалил,
Выстроил бутылки по четыре в батарею, –
Пил.
Кодекс фронтовой – нехитрая наука,
Знают все его, хоть нет его в уставах:
И – поднять когда я должен руку,
Не поднять когда имею право.
Если встречный старше на два чина
И не женщина, конечно, а мужчина, –
Подымай, приветствуй, не отвалится рука.
Если разница в чинах на единицу –
Козырять такому не годится –
Враз тебя сочтут за новичка.
Если же со всею строгостию службы
Я приветствую отменно ровняша,
Это – знак фронтовой безкорыстной дружбы
Или – озорничать просится душа.
«NNN-ской пушечной бригады… батареи звуковой…»
– «Командир штрафной…
Командир штрафной армейской роты…»{79}
– «Нержин!»
– «Уклеяшев».
– «Здравствуй!»
– «Ну, здоров».
– «Слушай, капитан, насчёт твоих костров.
Маскировка где ж» – «Да ну её в болото!»
– «Но ведь вы тут не одни!» – «Да в лоб вас всех задрать!
Я не лично про тебя… Ты – сядь…
Звуковой, сказал ты, батареи? Это что ж за зверь?
Если, скажем, пушка, так её ты
Чем же зарядишь теперь?
Ты меня не путай. Думаешь – пехота,
Не поймёт?
Нам, пехоте, тоже пальца в рот…
Звать тебя?.. Ну, попросту, Серёжа…
Слушай, парень, ты скажи, не врёшь, а?
Ты – не СМЕРШ?.. Я – драть их разлети!
Ползают и нюхают… Ну, ты меня прости.
Ты не обижайся, наливай, Володька.
Пей!.. Что кривишься?.. Хороший самогон.
Ну, конечно, он – не водка,
Но литруху трахнешь – разбирает он…
Вы там Бог Войны, а мы – Полей Царица,{80}
Ползали на брюхе, знаем…
Чистеньким оно красиво и годится,
А таким, как ты да я, – ведь мы-то понимаем.
Раз… два… три… четвёртую по счёту
Эту я штрафную отправляю на тот свет.
После госпиталя как хотел в пехоту –
В человечую, в простую,
В нештрафную! –
Нет!!!
Где служили? Кем?.. Ну, что бы
Мне соврать тогда?
Ляпнул… Как схватились: богатейший опыт! –
И – сюда…
…Да не тычь ты в нос мне “капитана”…
Что за капитан?
На погон ты не смотри! Ты в душу глянул?
Ванька я! Иван!
Видишь ты, к чему оно приводит –
Должность, чин…
Вот сижу в землянке я сегодня,
Пью а-адин…
Командир штрафной такая должность!
Я тебе скажу: свинья! палач!!
Ну, бутылок вон… ну, если есть возможность?..
Не могу людей позвать, хоть плачь:
Сам я чистый… ну, не чистый… белокожий…
А бойцы мои завроде негров…
А взводами командиры – полуцветки тоже…
Как их?.. полосатые такие… зебры!{81}
Вот сижу и жду: приедет старшина,
Привезёт солдатам водки и конфет –
Перед смертью им положено немного,
На дорогу, –
С ним и выпили б! Так провалился, сатана,
Нет и нет!
А тебя я и не ждал, Володька.
Ты да я – мы понимаем: перед боем скука!..
Парень ты – что надо. Режь селёдку…
Друг ты настоящий… Лук вон…
Только как ты пушки заряжаешь звуком?
Ох, пройдоха!..
Ну, давай по стопочке!..»
– «Ты не понял.» – «П-понял я!» – «Так объяснил я плохо.
Видишь ли, Ванюша,
Нет у меня пушек,
Есть коробочки.
Мне когда понадобятся пушки,
Я стреляю из чужих.
А мои коробочки – они как ушки, –
Я подъеду тихо и расставлю их.
И когда ты хочешь – ночью ли, в тумане,
В дождь, в мятель, –
Только выстрелят у немцев, – веришь, Ваня –
Через пять минут на карте ставлю цель.
Мне звонят: какая? – Вот такая.
– Будем бить. – Давайте два снаряда.
Выстрелят – а я разрывы засекаю
И командую, насколько довернуть им надо.
И тотчас идём на пораженье,
Если очень цель кому докучит.
А бывает лучше:
Батарей этих немецких поднакопим,
Кому надо – разошлём,
И в артподготовку – скопом –
Бьём!»
– «Эх ты как!..
Ты скажи, какая техника!
И на завтра приготовлено?» – «Конечно».
– «И подавите?» – «Подавим». – «Оживут?..» – «Навряд».
– «То-то я заметил: что они, сердечные,
Иногда молчат?
Что-то я… постой… да! – пулемёты
Давите?» – «Нет, пулемёты не берём…» – «Спасибо!
Техника, наука, а штрафную роту
Значит, это… рыбам?
Завтра мне какую? – раз… два… три… четвёртую! –
Пулемётами покосят.
Конечно, мёртвые
Ни с тебя и ни с меня не спросят.
Нет, ты про коробочки оставь.
Ты пойми манёвр: штрафную роту вплавь –
Здесь! А сила – там, направо, в том лесочке,
И артподготовка – справа, а не тут.
Мне-то что? С биноклем сяду на песочке,
А они на брёвнах поплывут.
Да и то, ты видишь – сколько факелов
На прощанье я себе зажёг?
Командарм – пузатая скотина, что ему – оплакивать?
Я про лодки сунулся, дурак, ему, –
Говорю, что Ванька Уклеяшев жох –
Плыть, так чтоб доплыть, прыжок – так чтоб прыжок!
– Лишних лодок нет. Враги народа
Могут и без лодок…
Я – ты хочешь знать? – отчаянный вояка,
Потому меня в штрафной и держат.
Ладил я и мерил всяко:
Ни хрена не выбиться за стрежень.
Эх, душа! – за тот бы берег зацепиться!
Сесть там на плацдарме!..
Широка водица…
И не это нужно командарму.
Командарму нужно только отвлеченье.
Что же, отвлечём.
Так что, выпьем, Стёпа, ради развлеченья…
На войне мне жизнь без водки нипочём.
…Что уставился? Немало брата нашего
Говорит умно, а очень это нужно им?
Не жалеют и не слушают Ваньку Уклеяшева,
И тебя, Алёшка, тоже не послушают…»
И, в дымину пьяный, посреди бутылок,
Он по-новому предстал моим глазам –
Опалённый нос его в сети лиловых жилок
И на подбородке – рваный шрам.
Уклеяшев не пил и не говорил.
По бороздкам лба его катил
Пота трудного светящийся горошек,
Спутанные волосы клубились, – и чадил
Брызжущий огонь трофейных сальных плошек.
Множились и шевелились тени
На стене и на накате потолка –
И в прозрении привиделся мне гений
Неосуществлённого прыжка.
Шрифт
Фон