Члены Конгрегации, которыми руководил Стивен, не признавали никаких запретов, не боялись рисковать ничем: ни деньгами, ни близкими им людьми, ни даже своей жизнью. Они часто пользовались средствами, которые действовали на рассудок и которые легко могли переносить их в чудный мир грез или в бездну щемящего ужаса. Порой это сводило кое-кого из них с ума. Они вели игру со ставками, которые быстро истощали состояния средних размеров, доводя разорившихся до отчаяния. В их оргиях участвовали и женщины. Сначала Хьюго полагал, что женщины, приходившие с ними в часовню, делали это по своей воле. Некоторые из них были даже дамами из общества и, по его мнению, столь же стремились к плотским утехам, как и любой мужчина. Но вскоре он понял, что не все они шли на это добровольно: Стивен не гнушался прибегать к шантажу. Конечно, были среди них и проститутки. За один лишь вечер, проведенный с членами Общества, им платили больше, чем за целый месяц на улице. Не задумываясь над тем, во что он превратил свою жизнь, Хьюго из ночи в ночь предавался пороку в компании новых друзей, и казалось, этому не будет конца. Но однажды Стивен привел в подземную часовню Элизабет….
Высокие часы в библиотеке пробили два часа. Вой собаки стал просто нестерпимым. Хьюго выругался и сделал большой глоток из бокала. Почему-то этой ночью бренди его никак не брало. Забытье не приходило, и болезненные воспоминания снова мучили его. Может быть, в этом не было ничего удивительного, ведь в его доме находилась дочь Элизабет. Да к тому же эта чертова дворняга никак не угомонится.
Он снова сел за фортепьяно, пытаясь заглушить печальный вой музыкой. Внезапно какие-то звуки привлекли его внимание. Как будто кто-то прошел по холлу. Он пожал плечами. Видно, ему почудилось. Что он мог услышать при таком шуме?
Но вой пса внезапно прекратился. В наступившей тишине он смог уловить только легкое подрагивание оконных створок от ночного ветерка.
Хьюго вышел в холл. Дверь во внутренний двор была открыта. Ему пришло в голову, что Хлоя намеревалась тайно перевести собаку наверх.
Он открыл дверь. Небо было безоблачным, и летняя ночь была светла — яркие звезды освещали пустынный двор. Он решил подождать Хлою в холле. Если он ее и напугает, то виновата будет она сама. Однако прошло пятнадцать минут, но ни его подопечная, ни ее собака так и не появились. В конюшне было тихо.
Тогда Хьюго зажег висячий фонарь, вышел во двор и направился к конюшне, где пребывал в заключении несчастный Данте. Солома, разбросанная повсюду, заглушала его шаги, совершенно бесшумно он подошел к двери и открыл задвижку.
В конюшне было темно, он поднял фонарь повыше. Золотистые лучи осветили угол открытого стойла. На соломе, прижавшись к собаке, свернулась калачиком маленькая фигурка в белом. Хлоя обнимала собаку одной рукой, а голову пристроила на ее боку.
— Что за черт! — пробормотал Хьюго в приступе раздражительности.
Она спала как убитая. Данте умиротворенно взглянул на вошедшего и забил хвостом по полу, приветствуя его. Он явно не знал, по чьему распоряжению так страдает.
Хьюго поставил лампу и наклонился над Хлоей.
— Просыпайся, — сказал он, тряся ее за плечо. — Какого черта ты тут делаешь?
Хлоя проснулась, часто моргая от растерянности.
— Что? Что такое? А, вспомнила. — Она села. — Раз вы не пускаете Данте в дом, мне самой пришлось прийти к нему. Ведь не могла же я допустить, чтобы он так выл.
— Никогда не слышал подобной чепухи, — сказал он. — Немедленно отправляйся в постель.
— Без Данте не пойду, — заявила девушка без обиняков. — Я глаз не сомкнула, это просто невозможно, когда он воет. Не представляю, как вообще кто-то может спать. И, знаете, я так устала, что лучше уж буду спать здесь.
— Ты не будешь спать на конюшне, — решительно сказал он, наклонившись над ней.