ней было больно даже теперь. Она пала жертвой Сбора, жестокого ритуала, что сделал ее
оболочкой, ведь порабощение не получилось. Ее уничтожили на моих глазах, мне было
двенадцать. Я пряталась и смотрела. Я научилась отгонять воспоминание, пока не стало
больно.
Когда Флинт рассказал мне, что он – Поработитель, что тоже применял такую магию
к людям, я убежала. Мне было плохо. Флинт называл это исцелением разума, хорошей
старой магией, как это было до Кельдека. Мне пришлось смириться с тем, что когда-то эта
сила была для исцеления. Но я не говорила о бабушке, ни о ее мудрости и любви, силе и
доброте, ни о хрупкой оболочке, которой она стала. Ее смерть была ей спасением.
Большой Дон чинил копье. Маленький Дон, что был ниже, играл на трехструнной
скрипке и тихо напевал. Другие играли в камни, кости, прочее, и система подсчетов была
сложной, казалось, она менялась каждый вечер. Счет отмечали на стене углем, часто
спорили о нем.
Я не думала об играх. Никто не знал, что я встретила Флинта, когда он выиграл меня
в кости. Та ночь осталась в моей памяти навек. А после игры Сбор обрушился на
Темноводье, моего отца сожгли. Я старалась быть спокойной, когда народ приносил доки
и кости, научилась не вздрагивать всякий раз, когда они выкрикивают: «Копье! Гончая!
Олень!».
- Тебе пора спать, - взглянула на меня Ева. – Ты выглядишь усталой. Опять плохие
сны?
Скрывать тут что-то было сложно.
- Я в порядке. Дай мне хотя бы закончить штопать эти штаны.
- Опять Тали, - отметила Ева. – Она изнашивает их быстрее остальных, но мне еще
дорога голова на плечах, так что я не прошу ее чинить их самой. Она ведь делом занята.
Одна стоит четверых мужчин.
Работая костяной иглой, надеясь, что Тали не будет возмущена моими кривыми
стежками, я позволила себе думать о Флинте, ведь это сон о нем помешал мне спать
прошлой ночью. Было сложно понять, кем мы были друг для друга. Не любовники. Не
возлюбленные. Между нами было что-то глубокое, его было сложно описать словами. Я
боялась за него. И, несмотря на то, кем он был и что делал, я хотела, чтобы он вернулся.
Но только если от этого он не будет в большей опасности. Я хотела, чтобы мы могли быть
вместе без страха. Я надеялась, это случится до того, как мы будем старыми и
безразличными.
- О чем мечтаешь, Нерин?
Я выдавила улыбку.
- О лучших временах. Шансах. О хорошем.
- Ах, да. Все мы мечтаем об этом.
- Даже Тали? Не знаю, что она будет делать, когда Олбан будет мирным.
Тали все сильнее спорила с Реганом, она ударила по столу.
- Мир не спешит появляться, - сказала Ева. – А если он и наступит, народу нужны
защитники, дозорные. Всегда есть работа бойцам.
- Тали как дозорный? Да она за пару дней соберет армию, - я поняла, что в комнате
воцарилась тишина, и меня слышали и Тали, и Реган. – Прости, - быстро сказала я,
оглянувшись. – Я не хотела обидеть.
- Песня! – вмешался Большой Дон. – Что может быть лучше зимней ночью? Кто с
нами? Брасал, ты как?
Брасал был помощником Фингала, юношей с бородой, что мог легко поднимать
пациентов. Его сильные руки правили кости. И у него был низкий певучий голос.
- Давайте! – Маленький Дон заиграл на скрипке. – Нам нужно что-то веселое, а не
баллады о потерях и несчастьях.
- Я спою, если будет петь Реган. И остальные в припеве, даже ты, Тали.
- Я? – ее брови поднялись. – Я пою как ворона, Брасал. Оставлю это вам, - через миг
она добавила. – Спой про ловлю гусей, эту я люблю.
Песня оказалась длинной и становилась все глупее. Реган пел высоко с низким
голосом Брасала, и мы присоединялись в припеве сами. Эта перемена в тяжкой рутине
дней радовала, люди улыбались. Мы с Евой пели и шили, Киллен делал стрелы. Когда
песня закончилась, все начали заказывать песни и исполнять. Голос Регана был легче
Брасала, был ясным и приятным. Скрипка соединялась с ним, порой уходила в свою
мелодию. Огонь трещал, медовуху передавали по кругу, все радовались.
- Реган, - заговорила Милла в тишине после песни. – Помнишь зимнюю песню «Свет
рождается из тьмы»? Мне она всегда нравилась, - она посмотрела на меня. – Раньше ее все
время пели. Когда нам нужно было разжигать надежду.
Я кивнула. Милле было тридцать два, она была самой старшей в Тенепаде. Она и ее
муж первыми присоединились к Регану вместе с Флинтом. А вскоре прибыли Фингал с
Тали. Вшестером они были огоньком, из которого вспыхнуло большое пламя. Муж
Миллы умер от несчастного случая. Я не хотела спрашивать. Люди делились историями,
когда сами того хотели, это негласное правило никто не нарушал. У всех в Тенепаде была
история потери в прошлом, как и у меня.
- Помню, - сказал Реган. – Брасал?
Он покачал головой.
- Не знаю. Начни, а я подхвачу.
Реган запел в тишине комнаты. Огонь отбрасывал тени на его мужественное лицо.
Его голубые глаза сияли от чувств. Его голос был приятным, и все смотрели на него.
Пальцы замерли в воздухе, игральные кости лежали на доске.
- Свет рождается из тьмы,
Утра нет без ночи,
Сменят горе радости,
Рассвет прийти захочет.
Будь смелее, путник!
Пусть нам светит солнце,
Озаряет путь нам,
И пылает в сердце.
Встань, уставший путник!
Надежды полон путь наш.
Мелодия утихла, в песне не было припева. Какое-то время все молчали. Я могла
поклясться, что никто не дышал. В тишине раздался звон металла и повышенные голоса.
Тали вскочила на ноги и заслонила Регана отточенным движением. Андра и Киллен
поднялись чуть позже, она с посохом, а он – с топором. Нож Тали был наготове, я не
успела увидеть, как она выхватила его. Брасал встал передо мной и Евой. Пятеро
направились к входу с оружием в руках.
- Середина зимы, - прошептала Ева. – Кто придет, кроме безумца или ледяного троу?
Я дрожала и ждала. Троу были шуткой. Но я видела броллахана, и хотя он оказался
другом, до этого он чуть не сбросил меня в бездну и напугал до смерти.
Крики, кто-то потрясенно воскликнул:
- Циан! Ради всего святого!
Реган пошел к двери. Тали остановила его поднятой рукой. Она беззвучно сказала
ему:
- Погоди.
Долго ждать не пришлось. Большой Дон и Фингал пришли, поддерживая мужчину.
Он был в шерстяной одежде, ткань укутывала голову и плечи, валенки казались тяжелыми
и мокрыми. Снег был на его голове и плечах. Из-под ткани глаза казались очень яркими
на бледной от усталости маске лица. Двое привели его к огню и усадили на скамейку. Все
в комнате спрятали оружие.
- Сам, - сказал кратко Большой Дон.
Реган склонился перед путником, глядя в его лицо.
- Ради солнца и луны, Циан, ты на призрака похож! С возвращением. Согреем тебя.
Милла…
Она уже наливала бульон в миску, пока один из мужчин поднес Циану кружку
медовухи. Это точно был не безумец и не злодей, а один из нас.
- Поменьше, - предупредил Фингал, Циан поднял чашку дрожащими руками. – По
глоточку. Вот так. Сними накидку. И обувь. Спаси нас Черная ворона, ты погляди на себя.
Сколько ты шел сегодня?
- Вопросы на потом, - Реган жестом отогнал людей, освободив место. Милла
принесла бульон. Брасал принес одеяло, укутал им Циана вместо накидки. Слушаясь
Миллу, Маленький Дон принес кадку с теплой водой. Лицо Циана обрело цвет, но он все
еще дрожал.
- Кто он? – шепнула я Еве.
- Один из наших, - отозвалась она. – С севера. У него новости. Иначе он не пошел бы
зимой. Понадеемся, что новости не плохие.
Дрожь Циана унялась, но он все еще выглядел плохо. Реган сел рядом с ним, шептал