— Бедняга Уилл имел неосторожность заглянуть тебе под юбки, чтобы потом рассказать в жутких подробностях о том, что увидел… — кружевные оборки и так далее… причем вещал он об этом во все горло. И разумеется, — закончил Кэм, расплываясь еще шире в улыбке, — я обязан был ударить его по физиономии за столь неджентльменское поведение.
Она снова засмеялась глубоким, музыкальным смехом, и Кэм изумленно покачал головой.
— Я иногда поражаюсь, Хелен, как, подружившись с тобой, я умудрился ничего не сломать и не разбить, не считая моего глупого юного сердца, — с деланной шутливостью произнес он.
Улыбка Хелен исчезла, и она посмотрела на него с каким-то непонятным выражением.
— Вы всегда были джентльменом, милорд. А я — назойливой девчонкой, вряд ли достойной такого защитника.
Внезапно она грациозно встала, и Кэм почувствовал, что на этот раз ее уже не остановить. Она уходила. Его полчаса наслаждения обществом Хелен истекли.
— Прошу меня простить. — Она плотнее запахнула черную бархатную накидку. — Мне… думаю, мне нужно пойти к Ариане.
Горячая боль разлилась в груди Кэма, когда он смотрел вслед Хелен, спускавшейся по склону к его дочери. Юбки дорожного платья цвета темного бургундского грациозно покачивались из стороны в сторону, задевая давно скошенную траву, пока она шла по тропинке к воде. Это все равно что наблюдать зимой за кроваво-красным закатом, прекрасно сознавая, что с приходом темноты наступит холод.
Над его головой постукивали на ветру голые ветки. Резко выдохнув, Кэм взял отброшенную шляпу. Неужели он позволил ситуации и своим чувствам зайти слишком далеко?
Он должен был извиниться перед ней за то, что обидел ее. А не за то, что целовал и обнимал, потому что они оба этого хотели. Но, выражая раскаяние, не позволил ли он себе опять слишком увлечься? Судя по всему, он не способен относиться к Хелен просто как к своему наемному работнику. Наверное, пришло время признать, что Хелен всегда будет значить для него гораздо больше, что он никогда не сможет противостоять захлестывающей его волне желания и нежности при одном только упоминании ее имени.
А сейчас Хелен заговорила об отъезде из Халкота. Сказанные мимоходом слова прозвучали для него словно удар грома. Но почему? Неужели он думал, что Хелен останется навсегда? Что, научив Ариану всему необходимому, она и дальше будет жить здесь, обучая детей, которых предстоит родить ему с Джоан? При мысли об этом Кэм похолодел.
Нет. Это невозможно. И сама мысль об отъезде Хелен просто в голове не умещается. Это почти так же непостижимо, как идея его женитьбы на Джоан. Вся ситуация вдруг показалась Кэму чертовски нелепой, а ведь он чуть ли не помолвлен с этой девушкой. Во всяком случае, таково соглашение. Отец Джоан умер, теперь его долг — позаботиться о ней. Обратного пути нет.
Или есть?
Господи, должен быть.
Перед ним возникла картина его будущего, туманная, расплывчатая. Неужели всего несколько дней назад это самое будущее представлялось ему совершенно ясным и определенным? За считанные мгновения, столь короткие, что Кэм не успел их заметить, этот узкий и прямой путь вдруг стал извилистым, превращаясь в широкую, неясную дорогу, скрывавшуюся за поворотом, куда не проникал его взор. Теперь он даже не уверен, что путь, по которому он шел в жизни, был его путем.
Эта неуверенность должна вызывать у него тревогу. И он действительно встревожился. Но впервые за очень долгое время Кэм почувствовал странную притягательность неизвестности. Ему вдруг стали интересны сама жизнь и те возможности, которые она могла дать ему. А рядом с Хелен его охватывало еще одно чувство. Не просто растерянность или раздражение, и даже не только страсть, а нечто гораздо более сильное, сродни опьянению жизнью.
Он ощущал себя живым! Даже слишком.