Хелен отметила, что его волосы не по моде длинны и опять появилась густая борода. Щеки под высокими скулами запали, а загорелая шея резко выделялась на фоне элегантно завязанного галстука.
Тонкий, как струна, полный энергии наподобие сжатой пружины и мрачной задумчивости, граф напомнил Хелен дикого черного кота, увиденного ею однажды на баварской ярмарке: огромное, беспокойное создание, для которого пребывание в клетке противоречило всей его природе, страдающее от чего-то такого, что трудно было определить.
Но тут она вспомнила, что ее новый хозяин задал вполне разумный вопрос. Хелен опять разгладила вспотевшими ладонями юбку и заставила себя улыбнуться.
— С чего же начать? — спросила она, стараясь говорить как можно более непринужденно. — Думаю, вам известно, что я училась в Швейцарии, в довольно престижной школе для девочек.
— Да, я в конце концов сумел это узнать, — перебил Кэм, разрушая ее показное спокойствие.
Что за глупости она говорит! Разумеется, он знает это. Но ей не известно, как он отреагировал на то, что ее отослали прочь. Согласился с этим? Испытал облегчение? Скучал по ней?
Сейчас это вряд ли имело значение, поскольку они жили в совершенно разных мирах.
— Конечно, было очень познавательно, — сказала она с напускной веселостью. — У меня были превосходные учителя, вполне способные обеспечить выход моей природной любознательности и энергии.
— Правда? — безучастным тоном спросил Кэм. — Ты, похоже, была очень довольна.
— Мое образование дало мне возможность избежать того образа жизни, для которого я не подходила, милорд, — ответила Хелен, пытаясь скрыть нотки горечи, прорывавшиеся в ее голосе. — Кроме того, оно помогло мне понять, что у меня есть цель в жизни.
— И что это за цель, Хелен? — цинично перебил Кэм. — Быть гувернанткой чужих детей?
— Думаю, вы понимаете, что все гораздо серьезнее, — парировала она, приподнимая брови. — Я помогаю детям, которые нездоровы, и получаю огромное удовлетворение, возвращая им радость.
— А как же твоя жизнь? — резко спросил он. — Ты сама-то познала радость? Или же только удовлетворение, о котором говоришь?
— Я, разумеется, не была несчастлива, милорд. Но моя работа поддерживает меня.
— Да, твоя работа, — глухо сказал он. — Должен сказать, это еще удивляет меня.
— Почему? Меня это не удивляет. Я очень рано поняла, что мне придется всего добиваться трудом.
Кэм почувствовал некоторое раскаяние.
— Да, но почему именно такая карьера?
Вопрос слегка рассердил Хелен.
— У женщин выбор довольно ограничен. Мне повезло, что директриса моей школы была сестрой известного врача. Ему требовалась… что-то вроде учительницы и сиделки для молодого пациента. Работа была в Вене, что меня устраивало, поскольку я тогда не хотела возвращаться в Англию.
— А после Вены? — Он пристально смотрел на нее, словно пытался узнать то, что еще не сказано.
Хелен совершенно по-галльски пожала плечами.
— Одна работа сменяла другую, пока я не приобрела репутацию среди врачей, лечивших умственные расстройства. Совершенно иную репутацию, в корне отличающуюся от той, которую бы я имела, если бы осталась в Англии, — колко добавила она.
Кэм неловко заерзал в кресле, потом взял стопку корреспонденции и снова начал ее перекладывать.
— Честно говоря, я был удивлен, Хелен, что твоя мать смогла реально оценить будущее и дать тебе хорошее образование. Я бы никогда не поверил, что она… — Он замолчал.
Хелен с трудом подавила вспышку гнева.
— Вы не думали, что она способна понять ценность хорошего образования? — произнесла она с обманчивой мягкостью в голосе. — Вы это хотите сказать?
— Нет… но такая школа стоит дорого.
— Как вы проницательны, милорд.