— Если двигаться на восход солнца, — и он указал на висевший над головами пылающий жёлтый шар, — мы обязательно придём к цели.
Деринг поёжился, но всё же рискнул ещё раз спросить:
— А если никуда не придём, Микаэль? Я очень устал, истощал и хочу домой, в космопорт. Кто-нибудь, заберите меня отсюда!
— Тогда, — Мик на секунду задумался, — тогда, мы пойдём на восход другого солнца, — и он указал на второй шар поменьше, бордовый и тусклый, как раз неуверенно появившийся над горизонтом справа.
И они полезли дальше.
— Теперь туда! — воскликнул Мик, когда что-то загрохотало справа, и с небес низвергся в сиянии болид. — Удвоим же усилия!
— Я знал, — продолжал он потом, когда они, поддерживая друга, сгибаясь от усталости, стояли чуть живые на вершине горной гряды. — Я знал, что мы на правильном пути.
Внизу расстилался изрезанный дымящимися расщелинами склон, переходящий в изумрудные, колеблемые лёгким ветерком луга, а там у самого края затянутого растениями-паразитами леса лежали коричневыми обломками зубов развалины храма, возле которых и стояла недавно приземлившаяся космическая шлюпка.
Едва ли не вприпрыжку товарищи по невзгодам устремились навстречу судьбе.
— Поглядите-ка, братва, — удивлённо поинтересовался один из дежуривших у входа в храм головорезов, — нас, что, атакуют?
Вся пятёрка неряшливо одетых и перепоясанных патронташами караульных разом уставилась на несущуюся во весь опор оборванную парочку.
— Спорим, я сниму того крысёныша с первого выстрела? — прохрипел изрядно пропитым голосом бородатый моряк с заплетенной в косичку бородой, устанавливая прицельную планку своего ружья.
— Какая-то странная абордажная команда, — заметил другой, кладя заскорузлую ладонь на рукоять сабли. — А что они орут, «подождите, не стреляйте», что ли?
— А, по-моему «подойдите и стреляйте», — заметил самый щуплый из отряда, который по виду так же смело подошёл бы под описание «крысёныш», чей мутный взгляд из-под запавших воспалённых глазниц и неестественная белизна потной кожи выдавали любителя опиумной смолы.
— Что за шум ещё там? — донёсся приглушенный расстоянием недовольный возглас, переросший в раздражённую ругань, когда, споткнувшись о подвернувшийся камешек, из тёмного портала храма показалась женская фигура в перепачканной кирасе, несущая газовую лампу в одной руке и молоток с длиной ручкой в другой. Расшитый бисером платок защищал роскошные волосы, а миловидное личико с тонкими правильными чертами хранило отпечаток заброшенного пыльного подземелья.
— Не сердитесь, госпожа, — примирительно забубнил бородач, сразу растеряв куда-то весь пыл. — Занимайтесь своими делами, а мы уж вас защитим от всех незваных гостей.
— Защитим? Разве я хотя бы раз даже намекала, что мне нужна защита, заранцы?
И поскольку Деринг с Миком за время перепалки уже оказались рядом, она поставила лампу на землю и, уперев руку в бок, сощурилась:
— Погоди! А я вас знаю.
— Не губите леди! — завопил Мик, смекнув, кто здесь главный, валясь в ноги перемазанной красавицы и потянул за штанину застывшего столбом Деринга.
— Делай как я, тупица, — услышал Деринг шипение товарища и неуклюже бухнулся рядом.
Явно польщённая девушка отступила на шаг.
— Позвольте мне перерезать им горло, госпожа, за то, что посмели отвлечь вас от дел насущных! — оживился пират, хватая Мика за волосы и приставляя остро оточенный клинок к открывшейся ложбинке над кадыком.
— Успеется! Вы — те двое горемык с ликвидатора, которых отец приказал вышвырнуть вон.
— Всё так, леди! — подхватил Мик массируя горло и косясь на недовольно отступившего головореза. — Моё имя — Микаэль, этот малый — Деринг. А как звать-величать нашу спасительницу?
«Наконец, безопасность!», — меж тем лихорадочно соображал Деринг, — «О, как бы было прекрасно, если бы она приняла нас к себе! С Миком, конечно, хорошо, но вознестись прочь отсюда, где тепло, уют и крепкие стены, способные защитить от враждебного мира!».
Девушка, казалось, о чём-то озадаченно размышляла и едва ли слышала поток признательностей, изливаемый Миком.
— Повезло же вам, что мы не успели ещё покинуть пределы орбиты, — наконец неуверенно проговорила она. — А знаете, это ведь всё действительно благодаря мне. Покуда другие были слишком заняты разграблением и переоборудованием ликвидатора под собственные нужды, я всё гадала, что за смутное чувство влечёт меня на этот богом забытый кусок скалы, упрашивала отложить отбытие. Несколько дней мы с ребятами буквально на карачках лазили по этим долбаным лесам и скалам, приземляясь тут и там, ища непонятно чего, досужую прихоть, зуд от укуса комара в заднем проходе, как думали некоторые, но вот — опля! И нашли.
— Впрочем, чего я тут распинаюсь, давайте за мной, хочу, чтобы сами всё увидели! — внезапно оживившись, девушка схватила Деринга за руку и потащила за собой в полумрак крытой галереи.
Хватка тонких, но оказавшихся вдруг такими сильными пальцев, вселила в Деринга спокойствие, тепло, уют и безмятежность и он с радостью отдался этому позабытому чувству, позволив увлекать себя куда угодно, хоть на край света.
— Кстати, меня зовут Дурга Арбишали. Папаша назвал меня в честь какой-то древней земной доброй богини, забавный он, правда? — сообщила она по дороге. — И вовсе не злодей, не обижайтесь на него, ладно? Был бы злой — вы бы тут сейчас не находились.
Деринг озирался по сторонам.
Оставленные газовые горелки выхватывали оплетённую лианами каменную кладку в потёках сырости, неясные изваяния рассыпавшихся статуй. Их стремительные шаги разгоняли целые кучи высохших и скрюченных цветочных лепестков, заставляя их отрываться от пола пугливыми облачками и рассыпаться в серый прах, обнажая бурые пятна плиточного пола.
Они перешагнули разбитую крышку.
— Вот оно! — с гордостью сообщила Дурга.
— Что это? — с содроганием спросил Мик.
— Не знаю. Но, кажется, именно она звала меня, — пояснила девушка. В голосе её не было сомнения, только странная уверенность да холодная удовлетворённость, сменившая приступ азарта.
В просторном прямоугольном саркофаге на возвышении посреди зала покоилась мумия, обёрнутая в тонкую серебристую ткань, оставлявшую обнаженной лишь лысую синюшную голову с костистыми выступами скул, ртом-щёлкой и запавшими внутрь глазницами. Их было три.
— Это что, паук, какой? — вновь спросил Мик.
Неведомые бальзамировщики уложили каждую из восьми конечностей тела в разное положение, некоторые ещё продолжали сжимать поржавевшие куски металла непонятного назначения, другие были пусты; а может, время позаботилось об уничтожении их содержимого. Ногам также была предана своеобразная поза: одна подогнутая под себя, другая — чуть согнута в колене и свободно вытянута. Деринг огляделся: ступени по бокам саркофага устилали рогатые черепа каких-то животных с крупными плоскими зубами травоядных, заканчивались же они у квадратных давно пересохших бассейнов. Везде валялись части разбитой крышки. Похоже, обычное капище.
— А почему ты думаешь, что это она? — продолжал допытываться Мик священным шёпотом.
— Просто отчего-то мне так кажется, — сказала девушка и с этими словами она зашвырнула куда-то во тьму, куда не достигали круги света горелок, молоток, и, взявшись за единственное уцелевшее украшение — золотую подвеску, покоившуюся на шее мумии, потянула.
Голова внезапно мумии приподнялась, та словно и после смерти не желала расставаться с атрибутом, казалось вот-вот распахнуться ссохшиеся веки и на побеспокоивших вековой покой устремится ужасный карающий взор. Деринг отшатнулся, подавив возглас, а Мик, не удержавшись, кубарем скатился вниз. Однако это не смутило отважную девушку, она продолжала тянуть. Но не с алчным нетерпением расхитителя гробниц, а с уверенным спокойствием хозяина, вернувшегося за своей собственностью.
И мумия поддалась. Шейные позвонки и пергамент кожи не выдержали, и череп, исторгнув облачко праха, с хрустом отвалился и скатился на бок. В руках у девушки оказалась золотая цепочка с подвеской в виде четырёхногого животного с поднятым хвостом. Деринг зачаровано наблюдал, как играет, переливаясь, вечный металл в руках пристально изучающей украшение девушки.