Тогда возникал следующий вопрос – если Маркот в этом замешан, то стало ли убийство результатом его вмешательства, или его вмешательство – побочный продукт преступления?
– Мне кажется, что Бишон блефует, – продолжала Анни. – У нас… у тебя были записи телефонных разговоров Донни. Если бы эта сделка была его мотивом для убийства жены, тогда он должен был контактировать с покупателем все это время. Он звонил, разумеется, не из дома. Надо проверить разговоры с Новым Орлеаном со служебного телефона. Хотя зачем Донни продолжает эти игры с Линдсей, если у него на крючке такой жирный карась? И если он боялся, что эта сделка станет красной тряпкой для полиции, зачем вести дело в открытую?
Ник заставил себя двигаться. Вперед – это слово в последние несколько месяцев стало его мантрой. Двигаться вперед физически, психологически, духовно, метафорически. Казалось, движения помогают фактам и мыслям выстраиваться в нужном порядке. Движение поддерживает порядок. Поэтому Ник шел вперед, стараясь не бояться призраков, идущих за ним по пятам.
– Счета за телефонные разговоры я просмотрю, – отозвался Ник, – но я сомневаюсь, что продажа части фирмы имеет хоть какое-то отношение к убийству. Когда женщину убивают так, как убили Памелу, это не может быть убийством из-за денег. – Он остановился у доски с фотографиями. – Это… Это что-то очень личное. Ненависть. Презрение. Желание унизить. Ярость.
– Или над этим специально поработали уже после убийства.
– Нет, – прошептал Фуркейд. – Я чувствую.
– Ты знал Памелу? – вопрос Анни прозвучал спокойно и обыденно.
– Она продала мне этот дом. Очень милая леди. Трудно поверить, что кто-то мог ненавидеть ее до такой степени.
– Ренар заявил, что любил ее как друга. Архитектор настаивает на том, что его просто подставили. Он хочет, чтобы я докопалась до истины. – Губы Анни скривились. – Да, в. последнее время я стала чертовски популярной девчонкой.
Ник не стал поддерживать ее ироничный тон, он сконцентрировался на Ренаре.
– Ты говорила с ним? Когда? Где?
– Опять-таки сегодня утром. В его офисе. Ренар сам пригласил меня. Он пребывает в заблуждении, что я ему сочувствую.
– Ренар тебе верит?
– Мне повезло, я спасла его задницу – дважды за один и тот же день. И судя по всему, он полагает, что раз я не даю людям возможности прикончить его, я помешаю и штату это сделать.
– Следовательно, ты можешь подобраться к нему поближе, – пробормотал Фуркейд. – Это не удалось ни мне, ни Стоуксу.
– Мне не нравится ход твоих мыслей, – возразила Анни. Она подошла к одной из полок с книгами и стала разглядывать корешки. – Я определенно сказала ему, что думаю обо всем этом.
Фуркейд развернул Анни к себе лицом, его пальцы с силой сжали ей плечи. Он смотрел на нее так, словно видел впервые.
– Ну да, конечно. Как я сразу не догадался? Волосы, глаза, почти такой же рост. Ты очень похожа на жертву.
– Это можно сказать о половине женщин в Южной Луизиане. – Анни постаралась освободиться от его железной хватки. – Ты говоришь так, словно Ренар серийный убийца.
– А почему бы и нет? – Ник начал мерить шагами комнату. – Посмотри на него. Около сорока, белый, одинокий, образованный, доминирующая роль матери в семье, отца нет, отношения с женщинами поддерживать не может. Классический случай.
– Но у него нет ничего криминального в прошлом.
– Может, так, а может, и нет. До его переезда сюда у него в Батон-Руже была подружка. Элейн Ингрэм умерла.
– Согласно документам она погибла в автомобильной катастрофе.
– Ее обгоревший до неузнаваемости труп нашли в машине, разбившейся на какой-то проселочной дороге. Это произошло после того, как Элейн сказала своей матери, что собирается порвать с Ренаром. Она считала его слишком властным. По словам самой Элейн, Ренар «ее душил».