Но ничего не попишешь, теперь придется расхлебывать. И тут вдруг его внимание привлекли заляпанные грязью тяжелые ботинки Донни.
– Где ты гулял, дружок?
– Да так, – Донни одной рукой пытался разгладить рубашку, а другой потирал щеку. – Побывал на кладбище, посидел там немного. Знаешь, я иногда хожу туда, чтобы поговорить с Богом. И потом мне захотелось навестить Памелу. Затем я завернул на стройку.
– Ночью?
Донни пожал плечами.
– Послушай, тебе нравится разгуливать в солнечных очках после захода солнца. А я люблю напиваться и бродить по стройплощадке. Всегда существует вероятность, что я свалюсь в какую-нибудь яму и сверну себе шею. Своего рода русская рулетка. После того, как убили Памелу, у меня не слишком много развлечений.
– Полагаю, нераскрытое убийство отпугивает женщин.
– Некоторых.
– Ладно… Смотри получше под ноги, дружок, – сказал Ник, отступая к кухне. – Нам не хочется, чтобы ты погиб преждевременно…
И Фуркейд исчез так же быстро и бесшумно, как и появился. Донни даже не услышал, как хлопнула дверь. Но, возможно, это из-за того, что у него в голове как будто стучал паровой молот. Его вдруг затрясло, потом накатила слабость, и Донни бросился в ванную, прижимая руку к горевшему огнем желудку. Больно ударившись о плитки пола, он рухнул на колени, и его вырвало. И тут Донни заплакал.
Он всего-навсего хотел денег, успеха, семейных радостей и покоя. Он даже не понимал, насколько был близок к своему идеалу, пока сам все не разрушил. И вот теперь у него остались одни неприятности, и стоило ему только дернуться, как он увязал все глубже.
Вцепившись в унитаз, Донни Бишон уронил голову на руки и зарыдал:
– Памела… Памела… Прости меня, я так виноват!
Анни снилось, что пуля попала ей в зуб. А к пуле была привязана леска. Перебирая руками, она ползла по ней через ночь, через леса, пока упершийся ей в лоб ствол не остановил ее. Ружье держало в руках непонятное существо, чье лицо скрывала искусно изготовленная маска из перьев. Одной рукой существо сбросило с себя маску, и перед Анни появилось лицо Донни Бишона. Другая рука сорвала личину Донни, и под ней оказался Маркус Ренар. А потом исчезла и физиономия Ренара, а на ее месте возникло лицо мертвой Памелы Бишон. К ее груди была прибита гвоздями черная кошка, чьи внутренности вились внизу кровавым кольцом.
– Ты это я, – объявила Памела и спустила курок. Раздалась автоматная очередь.
Анни в испуге села на софе. Она задыхалась, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди.
И вдруг она снова услышала тот же звук. Кто-то стучал костяшками пальцев в стеклянную дверь. С еще затуманенными со сна глазами Анни потянулась к кофейному столику и схватила револьвер.
– Туанетта! Это я! – раздался голос Фуркейда.
Анни встала и впустила Ника.
Когда она захлопнула дверь спальни, чтобы не видеть творящегося там кошмара, отвращение и страх сменились в ее душе растерянностью. Как ей поступить? Позвонить в офис шерифа? Опять видеть ухмыляющегося Питра и давать ему объяснения? Анни не хотелось даже думать об этом. Она позвонила Фуркейду, но услышала автоответчик.
И вот теперь она даже не подумала спрашивать, почему Фуркейд входит в дом через балкон. Вместо этого Анни задала другой, совершенно необязательный вопрос:
– Где, черт возьми, ты был?
– Нашлись кой-какие дела, – ответил Ник.
Он внимательно смотрел на нее, пока Анни ходила взад и вперед вдоль кофейного столика, обхватив себя руками. Выждав момент, когда она подошла поближе, он протянул руку, отобрал у нее оружие и отложил револьвер в сторону.
– С тобой все в порядке?
– Нет! – резко бросила Анни. – Кто-то пытался меня убить. Мне кажется, мы уже выяснили, что на меня это плохо действует.