Она сыта по горло многолетними усилиями приблизиться к идеалу. Кожа повлажнела от желания и ужаса, розовые шлепанцы будто сами собой отлетели в сторону.
Немедленно надень!
Но она не надела. В голове завыла пожарная сирена.
Молли потянулась к подолу ночной рубашки… стащила ее через голову… осталась обнаженной и задрожала то ли от холода, то ли от страха. И потрясение наблюдала, как ее пальцы вцепились в одеяло и потянули.
Даже когда одеяло сползло, она продолжала убеждать себя, что не сделает этого. Но груди уже знакомо пульсировали, а тело томилось от желания.
Она осторожно присела на матрас и медленно сунула ноги под одеяло. О Боже, она сошла с ума! Полезла в чем мать родила в постель к Кевину Такеру!
Такер же в этот момент тихо всхрапнул и перевернулся на другой бок, утащив с собой почти все одеяло. Глядя на его широкую спину, Молли подумала, что еще может незаметно удалиться. Немедленно убраться из его постели.
Но она не ушла, а приникла к Кевину, прижавшись грудью к его спине, вдыхая божественный мужской запах. Знакомый мускусный аромат лосьона после бритья. Ах, как давно она не лежала рядом с мужчиной!
Кевин пошевелился, дернулся, сонно что-то пробормотал. Вой сирены стал оглушительным.
Молли обняла его и осторожно погладила грудь.
«Всего минуту, — повторяла она себе. — Одну минуту — и я уйду».
Кевин ощутил обжигающее прикосновение. Опять проделки Кати, бывшей подружки. Он стоял в гараже, рядом со своей первой машиной, и Эрик Клэптон учил играть его на гитаре. Но вместо гитары Кевин почему-то сжимал в руках грабли. Не зная, что делать, он поднял глаза, но Эрик уже исчез. Кевин внезапно оказался в какой-то странной комнате с бревенчатыми стенами, а рядом лежала Катя.
Катя все гладила и гладила его грудь, и он не сразу сообразил, что она голая. Кевин мгновенно забыл об Эрике. Кровь прилила к паху, а в голове помутилось.
Прошла целая вечность после того, как он порвал с Катей, но сейчас умирал от желания. У нее было дурное пристрастие к дешевым духам. Слишком сильным. Слишком навязчивым. Конечно, глупо из-за этого расставаться с женщиной, тем более что сейчас она благоухала, как булочки с корицей.
Изумительный аромат. Чувственный. Манящий. Его бросило в пот. Он уже не помнил, когда так заводился от нее.
Даже странно. Катя? Ни малейшего чувства юмора. Привычка часами наводить красоту. Но сейчас он невыносимо хотел ее. Прямо сейчас.
Он повернулся к ней. Стиснул попку. На ощупь она немного другая. Свежее. Более пухленькая. Есть что потрогать.
Его трясло от возбуждения, а она так хорошо пахла. Теперь уже апельсинами. И груди… Полные, мягкие, теплые — настоящие сочные апельсины. Нежные губы прижаты к его губам, а руки гладят, ласкают, чуть пощипывают. Медленно спускаются вниз, к его истомившемуся «петушку».
Кевин застонал, жадно вдыхая горьковатый женский запах и понимая, что долго не продержится. Пальцы плохо повиновались ему, но хотелось проверить, готова ли она.
Готова? Настоящий густой мед!
Стиснув зубы, Кевин навалился на нее. Толкнулся внутрь.
С большим трудом. Уж слишком она тесная. Странно…
Сонная одурь постепенно рассеивалась. Уходила. Но похоти с собой не унесла. Он горел как в жару. Аромат мыла, шампуня и женщины воспламенял его. Он вонзался в нее снова и снова, глубоко, еще глубже, еще… и… Набрякшие веки с трудом приоткрылись…
Что?! Может, он еще не проснулся?
Кевин не верил глазам — под ним лежала Дафна Сомервиль!
Он попытался сказать что-то, но язык словно прирос к небу. Кровь била в виски, сердце выпрыгивало из груди. В ушах стоял непрерывный гул.
Он взорвался.
А Молли показалось, что она вся заледенела.
Нет! Не сейчас!
Она почувствовала его содрогания. Тяжелое тело придавило ее к матрасу. Рассудок вернулся к ней. Слишком поздно.
Кевин обмяк и замер.