Она не хотела думать об этом постоянно, но снова и снова мысленно возвращалась ко вчерашнему поцелую. Думала, а правильно ли это – целовать мужчину, когда сердце только недавно отпустило другого, которого уже нет в живых? Что бы сказал Гарри, если бы узнал, что она позволила вчера себя поцеловать спустя два неполных месяца после смерти Рона? Что бы он сказал, если бы узнал, что этот кто-то – Регулус Блэк? В голове не укладывалось. Просто не могло уложиться, что она снова что-то чувствует и чувствует это к Регулусу. Не то чтобы Гермиона не могла в него влюбиться, но… Но это был Регулус Блэк, брат Сириуса и формально человек, который старше на двадцать лет, а биологически – младше на два года. А если им удастся отсюда выбраться, что она скажет? «Добрый день, я побывала за Аркой и нашла себе там парня? Кстати, Рон умер у нас с ним на глазах, так что, может, рассказать, как это было?»
Ужасно. Скорее всего, вчерашний поцелуй был самой ужасной ошибкой, какую она могла совершить, но… Как же ей понравилось её совершать.
– Не кори себя.
Сначала Гермиона предположила, что ей послышалась. Но когда она подняла удивлённый взгляд, Элен, невесомо присев на краешек софы, тихо повторила:
– Не кори себя, Гермиона, за чувства к Регулусу.
Это был шок. Настоящий шок: что Элен впервые с ней заговорила. Что она вообще заговорила.
– Но откуда… – начала Гермиона, медленно принимая сидячее положение и ощущая, как кровь раскаляет щёки до предела.
– Я вижу это, – слегка кивнула Элен и еле заметно улыбнулась. – Ты сегодня часто прикасаешься к губам. Он их целовал?
Стыду Гермионы, помноженному на ошеломление, не было предела. Но как только она посмотрела в глаза Элен, наполненные такими теплом и нежностью, что сомнений не оставалось: та поймёт, что-то внутри Гермионы рухнуло, и она рассказала. Она практически на одном дыхании выдала всё, что по капле наполняло душу каждый день, а теперь и вовсе переполнило её. Элен держала Гермиону за руку, а Гермиона не могла остановиться и говорила, так много говорила: о Роне, о Регулусе, о запутанных чувствах, в особенности о чувстве вины, которое её терзало. А в конце, когда она, выдохшись, наконец подняла взгляд на Элен, то задала вопрос, на который больше всего хотела услышать ответ:
– Подскажи, что мне делать?
Луч полуденного солнца разрезал полумрак и красиво освещал лицо Элен, на котором блуждала загадочная улыбка. В хижине по-прежнему пахло травами, а над кокосовой чашкой, которая стояла на тумбочке возле софы, всё ещё закручивался слабый дымок, что говорило – отвар ещё не совсем остыл.
Элен склонила голову набок и, немного помедлив, мудро изрекла:
– Жить дальше, Гермиона. Вот, что тебе нужно делать. И если твоё сердце хочет снова полюбить – не запрещай ему.
Элен совершенно точно не была способна на ложь, а потому Гермиона легко приняла её совет как нечто правильное, позабыв про любые «но». В конце концов, все самые сложные проблемы всегда имеют простое решение, ведь правда? И, наверное, Рон и Гарри действительно были бы рады, если бы знали, что у Гермионы появился шанс обрести счастье.
Слышался приглушённый шелест листьев, журчание водопада и чьи-то далёкие шаги, а Гермиона смотрела на неё – такую молодую, прекрасную Элен, в чьей причёске и одежде – старомодном светло-русом каре и платье с низкой талией – чувствовался дух начала прошлого века, и думала, что Элен тут совсем не место. Ей бы жить по ту сторону Арки, проживать настоящую жизнь, которой она, со своей добротой и искренностью, была достойна. Ей бы растить детей и готовить им самые вкусные травяные отвары, а потом, как подрастут, давать вот такие простые, но мудрые советы.
Элен ненавязчиво гладила её по руке, и в этом прикосновении было столько заботы и какой-то нерастраченной материнской нежности, что Гермиона не удержалась:
– Ты могла бы стать прекрасной матерью, Элен. Разве ты не веришь, что отсюда можно выбраться?
Та слегка покачала головой, грустно улыбнувшись.
– Пока я чувствую, что нужна здесь, я никуда не уйду, Гермиона. В этом мы очень похожи с Флавиусом: он и мы с Джонатаном единственные, кто чувствует, что попал сюда неспроста. В этом наше предназначение: быть здесь и помогать таким, как ты, случайно оказавшимся за Аркой и нуждающимся в успокоительном отваре или чае, сбивающем температуру, – с доброй усмешкой коснулась она её лба. – Кстати, жар почти спал.
– Но если мы решимся, – выпрямилась в спине Гермиона, облизнув пересохшие губы. – Если все мы решимся уйти за сияние, вы же с Джонатаном пойдёте с нами?
Элен замерла.
– Если я почувствую, что сделала здесь всё, что могла, то…
Она не договорила – только приподняла уголки рта в подобии улыбки и замолчала.
Возможно, Гермионе почудилось, но глаза Элен светились.
Впервые или снова, но они светились надеждой.
Гермиона думала об этом всю дорогу до водопада, вспоминала полуулыбку Элен, а потому улыбалась сама. Почему-то ей казалось, что этим разговором не только Элен помогла ей, но и она помогла той что-то осознать, а может, хотя бы мысленно решиться на то, о чём раньше Элен и подумать не могла.
Взглянув на солнечные часы, сооружённые Флавиусом, Гермиона убедилась: сейчас возле водопада никого быть не должно. Жизнь за Аркой была подчинена кое-какому графику: не считая традиционных ужинов у костра, во время которых присутствовавшие обычно рассказывали истории из жизни, проведённой по ту сторону Арки, у каждого было назначенное время купания и маленькая обязанность. Так, Регулус, Флавиус и Джек рубили дрова, разжигали костёр и несли вахту возле Арки. Джонатан делал лекарственные смеси и собирал всё необходимое для них в лесу, а ещё иногда помогал Гермионе с Элен готовить и придумывать новые рецепты, чтобы хоть как-то разнообразить их скудный рацион, состоявший из фруктов, ягод и орехов, а ещё – из одной на всех плитки шоколада, которой вечно было мало.
Гермиона подошла к кромке озера, затем, оглядевшись, убедилась, что никого поблизости нет: насколько она знала, все мужчины были заняты тем, что таскали дрова, которые Флавиус с Регулусом на днях накололи на несколько месяцев вперёд. А потому она, не задумываясь, стянула с себя всю одежду и, взглянув на своё никак не меняющееся нагое тело, подумала, что если бы она так питалась в обычной жизни, то уже давным-давно весила бы минимум на двадцать фунтов меньше.
Войдя в ровно настолько прохладную, насколько требовала её разгорячённая кожа воду, Гермиона едва не застонала от блаженства и погрузилась в неё с головой. Вынырнув, она не спеша поплыла на спине к водопаду, любуясь плетёной, украшенной яркой зеленью крышей, которую создала природа, и наслаждаясь тем, как напряжение постепенно покидает тело, а взамен приходит желанное спокойствие. Но только став под струи водопада, ощутив, как с тяжёлым напором воды в реку утекают, растворяясь в ней, последние жалящие сомнения, остатки боли и вины, она почувствовала настоящую гармонию. Гермиона и сама словно растворилась в этом водопаде, став частью природы, пока подставляла лицо под прохладные струи и ощущала себя невероятно живой.
Возможно, даже живее, чем когда-либо раньше.
***
Регулус не знал, как себя вести. Он слышал от Джонатана, что Гермиона заболела, но не мог заставить себя прийти к ней, поинтересоваться самочувствием или же просто… Просто присесть рядом и помолчать, держа её, спящую, за руку, наблюдая, как трепещут её веки и то поднимается, то опадает грудь от мирного дыхания. Ведь это так легко было сделать тогда, когда он опекал её после смерти Рона. И когда их отношения не были осложнены вчерашним поцелуем.
– Элен разговаривала с ней, – внезапно вырвал его из мыслей голос только что подоспевшего Джонатана.
– Что? – выронил дрова Джек, а Регулус резко обернулся.
У Джонатана был довольно всклокоченный вид, и по его тяжёлому дыханию было ясно: он бежал.
– Я подошёл к хижине и услышал её голос. Она говорила, снова говорила с кем-то, кроме меня, – с тихой радостью повторил Джонатан, и на его лице появилась несмелая улыбка.