А в компьютерах УПСМ много чего такого, что обеспечивает безопасность страны и стабильность ее руководства. Допустить их повреждение – значит нанести урон в тысячу крат больший, чем стоит надежная экранизация помещений, где установлены основные серверы. Притом что погибшие уникальные данные в деньгах можно оценить лишь весьма приблизительно: ведь многое из того, что хранится в этих компьютерах, оплачено усилиями суперагентов УПСМ, их здоровьем, а иногда и жизнями...
Но все равно, единственное, что облегчало душу покидавшим помещение офицерам, – это уверенность, что и сам генерал‑лейтенант выпишет себе такую же неполную получку, как и всем прочим. Утешение слабое, но все же лучше, чем никакого...
Нифонтов же, озвучив неприятное решение, тут же о нем совершенно забыл. Он считал, что всякая служба чревата лишениями. Как на фронте случается и поголодать из‑за перебоев в снабжении, так и спецслужбистам не зазорно на время ужаться в получке. Поэтому реплика генерал‑майора Голубкова его в первый момент озадачила:
– И как же ты, интересно, собираешься компенсировать инфляцию? – спросил начальник оперативного отдела УПСМ. – Да тебя финансовое управление с дерьмом за это смешает. Нет ведь правительственного разрешения на сей счет...
– Инфляцию? Какую инфляцию? – недоуменно спросил генерал‑лейтенант. – А‑а, ты еще об этом. Очень просто. Кто‑то из наших обратится в суд. И суд меня обяжет выплатить задолженность с учетом инфляции. Никакая ревизия не придерется!
Нифонтов был горд своей идеей, но Голубков снова удивился:
– В суд? Военнослужащий? И кто ж на это решится?
– Кто угодно. Кому прикажу. Ты, например. Судебное заседание будет закрытым. Собственно, чего там заседать, если судья свой человек, а я не против иска?
– Не боишься прецедента? – ругая себя за свой язык, сомневался Голубков. – А ну как все войдут во вкус и начнут сутяжничать?
– А кто узнает? О судебном решении будут знать четверо: ты, я, зампофин и судья. Ладно, хватит об этом. Ты мне лучше объясни, что у тебя с резидентом по Кавказу?
– Все в порядке, – доложил Голубков. – Встретились. Материалы он мне передал, но там пока мало конкретики. Что воруют – очевидно. А данные о бронетранспортерах, которые ушли в Армению, и о зенитных пулеметах, переправленных в Чечню, – пока еще на уровне предположений и домыслов. Из боксов и со складов техника исчезла, – это факт. Но, понятно же, что, проведи мы там проверку, окажется, что все погибло под селями и обвалами либо списано как отслужившее моторесурс.
– А в Абхазии?
– В Абхазии тем более. Боевые действия, ты ж понимаешь. Сгорел вертолет. А там иди разберись, подбили его сепаратисты или грузины? Или, наоборот, купили те или другие.
– Ну и каковы твои предложения? – кивнул, соглашаясь, Нифонтов. – Что мне докладывать куратору?
– Есть пока две зацепки. У резидента на примете один зампотех, который через пару месяцев увольняется в запас по выслуге. Вроде бы он не против в обмен на гарантию амнистии и выплаты всего, что ему причитается за службу, дать показания. Свидетель он мощный: у него будут не только детальные списки, личное свидетельство, но и ксерокопии подделанных документов.
Вторая – через грузин. У меня есть надежный выход на канцелярию Шеварднадзе. Если там удастся, то их контрразведка может нам много чего сообщить полезного. И не только о хищениях и коррупции.
– Я‑асно, – задумчиво протянул начальник управления. – Только вот что... Давай‑ка мы это как‑нибудь похитрее залегендируем. Не надо, чтобы это выглядело как наше сотрудничество с ними. Понял? Пусть это будет как бы работа у них нашего крота.