Другим коренным вопросом библиопсихологии в концепции Рубакина является утверждение о том, что книга не есть передатчик авторских переживаний читателю, а возбудитель в читателе собственных переживаний. Эта мысль проходит красной нитью не только через «Психологию читателя и книги», но и через многие другие труды Рубакина. Вот что он писал, например, еще в 1911 году в «Письмах к читателям о самообразовании»: «Всякое слово есть прежде всего орудие возбуждения мысли и лишь затем – орудие передачи ее. Слыша из других уст какое-либо слово, человек связывает с ним свои собственные запасы – те, какие уже имеются в его голове, а вовсе не те, какие были в голове сказавшего это слово». И еще: «Самая суть чтения заключается вовсе не в воспринимании чужих знаний, чужих идей, чужих настроений из читаемой книги, а в переживании своих собственных . Самая суть в переживаниях читателя, а не в содержании и не выкладывании души писателя». Ту же мысль, но другими словами, он высказал в работе «Практика самообразования», говоря о главном значении книжного влияния. Это влияние, по его словам, «не столько в том, что читатель выносит из книги, сколько в том, что он сам переживает во время ее чтения, – и в том, что он передумывает, читая ее, в том, какие чувства, настроения, стремления, мечты и т. д. зарождаются при этом в читательской душе и стремления к каким именно действиям».
Особое место в теории Рубакина занимает вопрос об отношении творческого чтения к жизни. Ученый считал, что высокое художественное произведение заставляет читателя волей-неволей думать над жизнью, оценивать не только людей, но и сам способ оценки, размышлять об основных вопросах жизни, о ее значении, о ее цели, смысле, правде и неправде и т. д. Он был не сторонник такого взаимоотношения с книгой, когда читатель «посиживает, да почитывает». Широко известны его слова «Чтение – только начало. Творчество жизни – вот цель». Эту мысль в разных вариантах он неоднократно повторяет. Вот некоторые из этих вариаций: «Главная суть книги – в жизни, а не в книге», «Мы не к книге, а к жизни зовем наших читателей». В книге «Практика самообразования» на вопрос «что значит творчество жизни?» ученый так отвечает: «Это значит проявление живой, мыслящей, чувствующей души вовне». Вместе с тем Рубакин отмечает: «Читать наилучшие книги – еще не значит осуществлять их идеи, указания и объяснения на практике». Это только первые шаги в процессе претворения их в жизнь, своего рода «приоткрывание дверей». Чаще всего между смыслом слов и обозначаемой им реальностью имеется разрыв. Здесь много зависит от качества самого процесса чтения.
Исследователь считает, что настоящий читатель, поглощающий читаемую книгу слово за словом, фразу за фразой – существо мифическое. Оно встречается крайне редко. Содержанием книги считается то, что «дошло» до читателя. Несовершенство чтения и отдаляет книгу от жизни. Отсюда вытекает практический вывод: чтобы книга оказывала влияние на идеи, эмоции, хотения, действия человека, надо его учить творческому чтению, т. е. заменить пассивное чтение на активное. Только в этом случае чтение будет способно вести читателя к предвидению, а предвидение – к действию. В обучении людей активному чтению Рубакин видел не только теоретическую, но и прикладную ценность библиопсихологии.
Важной предпосылкой влияния книги на читателя и, следовательно, на жизнь является качество самой книги. Исследуя этот вопрос, автор говорит о парадоксах, которые часто наблюдает. Одним из таких парадоксов является: «Книги “хорошие” гниют на полках, сыщицкие и другие дрянные книжки читаются нарасхват». Другой парадокс – когда умный читатель извлекает пользу из глупой книги. Пример такого явления он привел из очерка Глеба Успенского «На родном пепелище», где тот рассказал о положительном влиянии на него «Рокамболя» – популярной книги французского бульварного романиста XIX века. К психологическим парадоксам Рубакин отнес также вопрос о малочтении и многочтении, о начитанных «идиотах» и неграмотных мудрецах, а также вопрос о книжной и словесной моде, о словобоязни и словоблудстве.
Говоря о читательском творчестве в связи с реальностью, Рубакин ввел понятие «проекция». Подобно тому, как изображение, отбрасываемое из проекционного прибора на экран, покрывает его фигурами и красками, каких на самом экране нет, так и построенная проекция читателем «покрывает собой реальность», и мы принимаем проекцию за реальность. Мы принимаем за реальность те наши переживания, образы, понятия, ощущения, которые испытываем при чтении. Ребенок и старик, как и люди разных профессий, условий жизни, глядя на одну и ту же картинку, или читая одну и ту же книгу, видят, понимают и чувствуют в ней разное содержание. Для наглядности этой мысли ученый приводит пример со словом «собака». «Спросим разных людей, что представляют они под этим словом? Пастух представляет собаку сторожевую вроде овчарки, салонная дама – комнатную болонку, охотник – какого-нибудь густопсового кобеля и т. д. При этом и чувства, вызванные словом «собака», тоже будут разные.
Смотря по тому, рассуждает далее Рубакин, какие психические переживания в нас наиболее напряжены в момент построения проекции, мы их относим к разным типам – интеллектуальным (суждения, доказательства, умозаключения), эмоциональным (позитивные или негативные настроения) или волевым (планы действий). Проекции, построенные, главным образом, из ощущений, сообщают яркость даже самой бледной действительности; проекция с преобладанием образов (умственных картин) называются плодом художественного воображения. Из сказанного автор делает вывод: каждый читатель в процессе чтения строит собственную проекцию читаемой книги, и эту проекцию принимает за качество самой книги и называет ее содержанием читаемого им произведения. Иными словами, читатель вкладывает в книгу свое содержание, а не то, которое вложил автор. Отсюда Рубакин вывел известную многим формулу: «Сколько у книги читателей, столько у нее и содержаний». Мало того, у одного и того же читателя одной и той же книги, в зависимости от изменений его внутреннего состояния, возраста, жизненного уклада, восприятие прочитанного меняется.
Опираясь на выводы немецкого ученого В. Гумбольта и профессора Харьковского университета языковеда А. Потебни, Н.А. Рубакин приходит к утверждению, что книга является не орудием переноса или передачи психических переживаний, а возбудителем их. Чтобы вложенное в книгу содержание дошло до читателя, читатель должен сам создать его из элементов собственного сознания и опыта. Сделанный вывод, обоснованный и статистически и биологически, был назван законом библиопсихологии . Этот закон применительно к чтению часто формулируется так: чтение – это создание собственных мыслей читателя на основе мыслей писателя. Для разъяснения этой идеи Рубакин прибегает к цитированию Потебни: «Личность поэта (автора), т. е. процессы, которые совершаются в его душе, насколько они могут быть нам известны, – в сущности, процессы нашей души, – души тех, которые понимают и пользуются поэтическим произведением. Личность автора, например, поэта, исключительна лишь потому, что в ней, в большей сосредоточенности, находятся те элементы, которые находятся в субъекте, понимающем его произведения». Разделяя мысли Потебни и его предшественника Гумбольта, Рубакин передвигает главный центр тяжести из книги в читателя, из раздражителя в раздражимого, их возбудителя в возбуждаемого. Углубляясь в сферу чтения и соотнеся его с реальностью, Рубакин делает вывод: чем отвлеченнее читаемая книга, тем труднее читателю свести ее к реальности. Закон Гумбольта – Потебни объясняет различия в толкованиях текстов, разницу во мнениях критиков и комментаторов об одном и том же произведении, а также перемены убеждений с возрастом. Тем же законом объясняется пропасть между говорящим и слушающим, между читающим и пишущим.