Диктор вещала что-то об очередной катастрофе, сотрясшей Россию.
— Верно, — кивнул Гвоздь. — Не до нас ныне властям. Они друг другом заняты.
— Да, так дальше пойдет — вы к власти и придете, — вдруг вырвалось у Гамова, и в голосе его послышались нотки обреченности.
— А что, — широко улыбнулся Гвоздь.. — Чай не хужее вас будем. Я на министра внутренних дел спокойно потяну. Вот так беспредельщиков держать буду, — он сжал увесистый кулак, весь покрытый татуировками.
Это сегодня купивший за деньги корону вора в законе гангстер кривится при одном упоминании о наколках — где это видано портить тонкие длинные пальцы, подписывающие паркеровской ручкой договора и приказы. Гвоздь всегда свято покрывал себя всеми положенными вору татуировками. И на груди его было вытатуировано пронзенное кинжалом сердце — символ вора в законе.
— И тебя, гражданин майор, не обидим. Ты — кум злой, но справедливый. Братва на тебя сердита, но правоту за тобой признает.
— Вот спасибо.
— Найдем местечко, не бойся.
— А себе-то уже местечко присмотрел?
— Это уж как Господь начертит.
— С утра два быка у ворот дожидаются на «Вольво». Не за тобой?
— Вряд ли. Какое там «Вольво»? Но, к удивлению самого Гвоздя, парочка на «Вольво» дожидалась именно его.
— Смотри, Полосатик, кореша пожаловали, — прошептал Гвоздь, поглаживая выглядывающего из-под пальто кота.
У зеленого «Вольво» стояла знакомая неразлучная парочка — Матрос и Киборг. Матрос — невысокий, подвижный, с худым, нервным, красивым, злым лицом и глазами навыкате, с небольшой сумасшедшинкой. Киборг — огромный детина, чем-то действительно напоминавший Терминатора в исполнении Шварценегера. Они были одеты в одинаковые красные шерстяные пальто. У Матроса пальто было распахнуто, под ним виднелась черная рубашка и толстая золотая цепь, татуированные руки тоже были все в золотых кольцах. «Как петрушка», — подумал Гвоздь.
Чуть в отдалении стоял «Жигуль» с еще двумя корот-кострижеными, тупомордыми быками.
Матрос расчувствовался и едва не прослезился, завидев Гвоздя.
— Тысячу километров отмахали, — оценил заботу Гвоздь.
— Хоть десять, — отмахнулся Матрос. — Гвоздь, на тебя надежа.
— Чего это?
— Везде гадский промысел. Жизни честному люду не стало, Гвоздь. Беспредел одолел, — Матрос распахнулдверь " Вольво " и жестом пригласил вора садиться.
— Излагай.
— Потом. Дома… Сегодня наш праздник.
Глава четвертая
СУДМЕДЭКСПЕРТ
«Эх, ну почему я не дантист?» — в очередной раз с горечью подумал Граерман, сбрасывая скорость и прижимая машину к тротуару. Место было людное. Перед кинотеатром «Встреча» толпились цветочники и торговцы продуктами.
— Куда, мужики? — спросил Граерман, распахивая дверь.
— В Рогове, — сказал высокий, одетый в хлопчатобумажный пятнистый военный комбинезон и обутый в кроссовки, прыщавый парень лет двадцати пяти-тридцати на вид, похожий чем-то на деревенского дурачка. Его плечо оттягивал свернутый палас, а у ног стояли две хозяйственные сумки.
— Сколько не жалко? — осведомился Граерман.
— Ну, две сотни, — помялся приятель прыщавого — кряжистый, с широкими ладонями, одетый в коричневую куртку с надписью по-английски «Нью-йоркские буйволы», «работяга». Его жиденькие волосы едва прикрывали розовую лысину.
— Обижаешь, — покачал головой Граерман.
— Ну, — «работяга» прищелкнул языком. — Ну две с половиной.
— Да туда пилить-то сколько. И дорога плохая. Три.
— Ладно, — нахмурился прыщавый. Хозяйственные сумки и палас затолкали в багажник.
«Шестерка» резво рванулась вперед — к выезду из города.
Граермана продолжали терзать невеселые мысли. Как-то по-дурацки получалось все в жизни в последнее время.