А в чем, собственно…
– С отъездом придется повременить, – перебил его капитан, и Муха почувствовал, что у него слабеют ноги. – Тетка – это, конечно, хорошо, но с работы вам нельзя увольняться ни в коем случае. С такой благородной, очень нужной людям работы… Кстати, а зачем вы побрились?
– Как это? – растерялся Муха. Ему пришло в голову, что этот мент не то пьян, не то обкурился. А может быть, это вовсе и не мент? – Что же, прикажете небритым ходить?
– Ну, до сих пор ведь ходили! – живо возразил капитан. – И не просто небритым, а даже при бороде. Зачем бороду сбрил, а? Думаешь, так тебя никто не узнает? Когти рвануть собрался, а? – Он вдруг перегнулся через подлокотник, рывком подтащил к себе сумку и заглянул внутрь. – А деньжищ-то! Да на эти деньги бедную тетушку можно в Швейцарию отправить, пусть лечится. Или две новых купить.., пойти на Тверскую и купить со всеми потрохами. В крайнем случае, разобрать на запчасти. Как Снегову, а?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал Муха и, не удержавшись, бросил быстрый взгляд на дверь.
Капитан перехватил этот взгляд и вскинул пистолет.
– Даже не мечтай, – предупредил он. – Да и куда ты побежишь, дурачок? Убегать тоже надо уметь, понял?
Он встал, вынул из кармана наручники и защелкнул стальные браслеты на запястьях Мухи.
– Это произвол, – слабо запротестовал Муха. – Что вы себе позволяете? Какая Снегова?
– Которую ты пришил в ее квартире, – любезно пояснил капитан. Он зачем-то вышел в прихожую и принялся рыться в ящике с обувью. Муха уронил голову на грудь – все было кончено.
Капитан вернулся, неся в левой руке кроссовок.
– На, – прорычал он, суя грязную подошву под нос Мухе, – любуйся, козел! Твоя визитная карточка.
Ты ведь у нас неуловимый скалолаз, так? Ты ведь у нас знаменитость, как же можно без автографа!
– Сорок второй, самый ходовой, – с трудом шевеля непослушными губами, сказал Муха. – Знаете, сколько в Москве таких кроссовок? Подошва литая, это вам не отпечаток пальца. Козла отпущения ищете, да?
Не на кого висяк повесить?
Капитан не глядя швырнул кроссовок обратно в прихожую, отряхнул пальцы и вдруг ухмыльнулся.
– А ты молодец, – сказал он. – До последнего брыкаешься, да? Сразу видно, что до сих пор не привлекался и даже в мойку не попадал. Ни хрена не знаешь, как мы работаем. Даже если бы не было твоего друга Кораблева и этого твоего башмака, мы бы все равно доказали, что это ты.., даже если бы это случайно был не ты. Мы все можем доказать, понял? Что черное – это белое и что белое – это бледно-лиловое в зеленый горошек. Что ты – это вовсе не ты, а, к примеру, Шурака-Кочегар, за которым двенадцать трупов и который два месяца назад бежал из колонии строгого режима…
– Черта с два, – огрызнулся Муха, поняв, что терять нечего. – Ничего вы не докажете. Я вам не Кочегар какой-то. Я – это я. Меня знают, документы у меня в порядке…
– Уверен, экспертиза покажет, что они фальшивые, как трехдолларовая бумажка, – небрежно вставил капитан. – И потом, кому ты, на хрен, нужен? Доказывать про него что-то… Шлепнут тебя при попытке к бегству, и вся недолга. Улики против тебя есть, свидетельские показания есть, а чего нет – состряпаем на скорую руку. Знаешь, сколько «глухарей» на тебя списать можно? В историю криминалистики войдешь, это я тебе как специалист гарантирую.
Муха закусил губу, потом вдруг расслабился, плюхнулся на диван и попытался забраться в задний карман джинсов скованными руками.
– Сидеть спокойно, – с угрозой сказал Нагаев.
– Брось, капитан, – ответил Муха. – Я курить хочу, понял? И не строй из себя следователя по особо важным делам.