Кагтины она его пгодала, вгоде. Каким-то австгиякам.
– Хорошие картины? – зачем-то спросил Нагаев.
– Я, конечно, не по этому деву, но по-моему, говно, – честно ответил стукач. – Какой сам, такие и кагтины.
– Бородатые? – не удержавшись, съязвил Нагаев.
– Стгашные. Все гежут кого-то, гвут.., я видав. Ганьше, – напустив на себя важный вид, изрек Игогоша, – ну, до австгияков этих, Сегега иногда свои кагтины дугакам товкав чегез один ломбагд. Они с хозяином ломбагда вгоде как когеша или пгосто знакомые, я не в кугсе. А этот хозяин – Когаблев его фамивия, – он кгаденым пгитогговывает, остогожненько так, потихонечку… Всосав?
– Всосал, – сказал Нагаев. – А где, говоришь, этот ломбард?
– На Петгозаводской, – ответил Игогоша. – Ну что, начайник, я сегодня заработав конфетку?
– Целое кило, – искренне сказал капитан. – На, держи.
Он не глядя запустил руку во внутренний карман и сунул Игогоше купюру. Это оказалась двадцатка. Игогоша и американский президент некоторое время смотрели друг на друга, и вид у обоих при этом был одинаково обалделый.
– Смотги-ка, – сказал Игогоша, – баксы. – Ты ничего не пегепутав, начайник?
– Владей, – ответил Нагаев. – Заработал. Да не просаживай все сразу. Одежду себе купи, а то ходишь, как бомж, смотреть на тебя противно.
– Во-пегвых, это двадцатка, а не две штуки, – резонно возразил Игогоша, – а во-втогых, когеша меня на пятачке спгосят: Игогоша, откуда бабки? Что я им скажу?
Я ж не вогую, это каждая собака знает, а на мои доходы не газгонишься…
– Ладно, ладно, завел свою шарманку, – скривился Нагаев. – Работать иди, если бабок мало.
– Ни в жизнь, – твердо ответил стукач. – Госудагство меня всю жизнь ггабило, хватит. Больше оно с меня ни копейки не повучит.
– Государство его грабило, – фыркнул Нагаев. – Да что с тебя взять, кроме анализов и ложных показаний?
– Ничего, – с самым довольным видом ответил Игогоша. – И я этим гогд.
– Все, – сказал Нагаев, – достал. Вали отсюда… подрывной элемент.
– Я пголетагий духа, – возразил Игогоша.
– Люмпен и стукач, – перевел Нагаев, из которого иногда непроизвольно выскакивали словечки, изобретенные классиками марксизма, которыми будущий капитан навсегда объелся еще в школе милиции.
– Эх, ггажданин начайник, – вздохнул Игогоша. – Вы пойзуетесь свужебным повожением.
– А ты бы на моем месте не пользовался, – рассеянно сказал Нагаев. Ему уже было не до Игогоши. – Все, шагай, у меня работа.
– Знаем мы вашу габоту, – печально сказал Игогоша, вынул из кармана одну из полученных от капитана сигарет, сунул ее в зубы и удалился, охлопывая себя ладонями в поисках спичек.
Нагаев тоже закурил. Он докурил сигарету до конца, давая Игогоше уйти подальше, выбрался на улицу через оконный проем и, продравшись через кусты, вернулся к машине, из осторожности сделав большой крюк и подойдя к ней с другой стороны.
Устроившись на сиденье и с грехом пополам разместив в узком пространстве салона свое крупное тело, он вынул из кармана блокнот и на всякий случай записал на свободной страничке: «Кораблев. Ломбард на Петрозаводской.» Это было сделано исключительно из предосторожности да еще на тот маловероятный случай, если тело капитана Нагаева вдруг ни с того ни с сего поутру обнаружат где-нибудь в пригородном лесу с простреленной головой. Впрочем, в такой поворот событий капитан не верил ни на грош: скупщики краденого редко меняют специальность, становясь мокрушниками. Конечно, Муха тоже не был профессиональным киллером, однако же…
"Да ерунда это все, – подумал капитан, поворачивая ключ зажигания. – Снегова погибла по чистой случайности, напоровшись на собственный нож.