– Какому дрессировщику? – спросил официант.
– Тому, который дрессирует тебя и других тюленей, – ответил Забродов. – Ступай, болезный, да не споткнись по дороге.
Мещеряков тем временем в три огромных глотка осушил фужер, шумно потянул носом и запил водку чуть теплым кофе из Илларионовой чашки.
– Гм, – сказал Забродов.
– Не переживай, – утешил его Мещеряков. Голос его звучал немного сдавленно, зато лицо уже приобрело нормальную окраску. – Все равно это был не кофе, а навозная жижа. Я даже не думал, что в Москве еще сохранились подобные местечки.
– Извини, – еще раз сказал Забродов.
– Ладно, проехали, – полковник махнул рукой.
На часы он больше не смотрел. – Только скажи мне: что ты имел в виду, когда намекал на мою причастность к этим взрывам?
– Я верю, что лично ты здесь не при чем, – быстро ответил Илларион.
– Веришь? Вера, брат, это такое дело… Но тем более. Значит, я чистенький…
– Лично ты, – вставил Илларион. – Ну, не знаю… может быть, и все наше управление. Все-таки мы – внешняя разведка, а внутренние дела проходят по другому ведомству… Гексаген, Андрей. Дома взрывали гексагеном, а его не приготовишь в домашних условиях и не купишь на колхозном рынке. Это тебе не тротил.
– Н-да, – сказал Мещеряков. – Буквально то же самое я на днях слышал по телевизору.
– Телевизор не смотрю, – отрезал Илларион, – но уверен, что это сообщение прошло не более одного раза.
Так? Уверен, что так. Можешь проверить.
– Уже проверял, – неохотно признался Мещеряков. – Так оно и есть.
– А откуда им позвонили, ты не узнал? Впрочем, можешь не пытаться – все равно не скажут. И потом, я все-таки не хочу верить, что доблестная ФСБ решила таким образом подогреть патриотизм. В общем, можешь не беспокоиться, ничего расследовать я не собираюсь.
– Вот и слава богу, – сказал Мещеряков. – Не лезь в эту мясорубку. Честно говоря, я тебе даже немного завидую. Ты все-таки большой хитрец, Илларион.
Умудрился пролезть в святые, когда все остальные по уши в дерьме. В общем, занимайся своим делом и ни во что не встревай, а то еще пристрелят ненароком.
– Знаю, – Илларион скривился. – «Вихрь», «Антитеррор». Массовое выселение из Москвы брюнетов в кепках.
– Тес! Ни слова про кепки! – предостерег Мещеряков, приложив указательный палец к губам и страшно выпучив глаза.
Илларион вгляделся в эти глаза и с удивлением понял, что полковник пьян.
– Ну, Юрия Михайловича брюнетом не назовешь, – сказал он. – А ведь ты готов, Андрей. Как это я не заметил, что ты еще раньше набрался?
Полковник тяжело помотал головой.
– Ничего я не набрался, – сказал он. – Просто не сплю четвертые сутки, а годы уже не те. Помнишь, как раньше?.. Неделями.., месяцами, черт подери!..
– Годами, – сказал Илларион. – Не смыкая глаз и не слезая с седла. Пойдем, провожу тебя до машины, а то шофер не узнает.
Глава 7
На следующий день после похорон Антонины Андреевны Снеговой старший оперуполномоченный капитан Нагаев вышел из дверей отделения и закурил, невольно ежась под порывами сырого холодного ветра, дувшего вдоль улицы и заставлявшего поверхность грязных луж талой воды собираться похожими на стиральную доску морщинами.
Нагаев поставил торчком воротник кожаной куртки, поглубже надвинул подбитую овчиной кепку, жалея, что у нее нет наушников, и шагнул с крыльца, сразу же угодив обеими ногами в лужу. Левый ботинок немедленно дал течь. Капитан коротко выматерился – весь тротуар, насколько хватал глаз, представлял собой сплошное серо-коричневое месиво из талой воды и готового вот-вот превратиться в нее снега, так что о сухих ногах можно было забыть.