– Коньяк у вас есть?
– Нет, – покорно складывая руки на животе, ответило видение.
– Ты куда меня притащил? – набросился полковник на Иллариона.
– Я тебя никуда не притаскивал, – безмятежно ответил Забродов. – Это ты сцапал меня на улице и затолкал сюда. Тебе нужно было о чем-то поговорить.
– Ч-черт, – с чувством сказал Мещеряков. – Принесите сто пятьдесят водки, – бросил он официанту.
– Мне кофе, – все так же безмятежно сказал Илларион. – И учтите, что если вы не вернетесь до Нового года, заказ вам придется оплачивать из своего кармана.
– Переживу, – ответил официант и удалился.
Мещеряков проводил его долгим взглядом, сухо откашлялся в кулак, зачем-то подергал узел галстука, словно тот вдруг начал его душить, и снова повернулся к Иллариону.
– Ладно, – сказал он, – хватит дурака валять.
Рассказывай, кой черт занес тебя на эти галеры. Что это за место, на котором я тебя не заметил?
– Завал, – спокойно объяснил Илларион. – Нас там много было. Просто униформа настолько бросается в глаза, что на лица практически не обращаешь внимания. 1 – Ты хочешь сказать…
– «Центроспас», – сказал Забродов и вдруг смущенно заерзал на стуле, пряча глаза.
– Та-а-ак, – не в силах скрыть изумление, протянул полковник. – Вот так вот, значит… Грехи замаливаешь?
А тебе не кажется, что это попахивает маразмом?
– Грехи? – Забродов перестал ерзать и сел прямо. – Какие грехи? Если за мной и есть грехи, то замаливать их не мне.., да и вряд ли их тогда замолишь.
А что до маразма, так в прежней моей профессии его было гораздо больше.
Мещеряков снова помянул черта и растерянно замолчал, с интересом разглядывая Забродова. Ничего не скажешь, Илларион во все времена умел удивлять, но это уже не лезло ни в какие ворота. «И ведь сказать ему нечего, – подумал полковник, глядя в непроницаемо-спокойное, как у Будды, лицо своего друга, которого он никогда не мог понять до конца. – Потому что по большому счету он прав. Интересы государства – штука скользкая, а Илларион всегда любил, чтобы под ногами была прочная опора.»
– Ну, куда ты лезешь? – сказал он вслух. – Ты же старый!
Забродов только ухмыльнулся в своей всегдашней манере, способной добела раскалить айсберг и заставить черепаху в ярости метаться по потолку.
– Ну и черт с тобой, – сказал Мещеряков. – Чем бы дитя ни тешилось… Я, собственно, только хотел сказать, чтобы ты не пытался, гм.., расследовать.
Не надо.
– А почему, собственно? – спросил Забродов и взял из полковничьей пачки еще одну сигарету. – Я вижу, ты что-то знаешь. Бог тебе судья, Андрей, но если я узнаю, что ты как-то причастен…
Мещеряков побледнел. Это выглядело довольно страшно: его лицо сделалось грязновато-белым, как больничная простыня. Мгновенно произошла перемена словно кто-то переключил телевизор на черно-белое изображение.
– Вот дьявол, – растерянно пробормотал Илларион. – Андрей! Андрюха, слышишь? Ну, прости дурака.
Сморозил. Мне действительно жаль. Ну, ты же знаешь, это все мой язык. Черт… Да прекрати же ты истерику, что за бабские штучки!
– Не ори, – процедил Мещеряков. Краски постепенно возвращались на его лицо, на нем даже проступил странноватый, пятнами, румянец. – С-с-скотина… Дать бы тебе в рыло.
– Ну и дай, – разрешил Илларион. – Нет, я правда не против. Все равно я вряд ли что-то почувствую. Как отмерзло что-то внутри после той ночи, ей-богу.
Шаркая подошвами, к столику подошел официант, неся фужер с водкой и заказанную Илларионом чашку кофе. Поставив заказ на стол, он утвердился рядом в позе терпеливого ожидания. Забродов удивленно поднял на него глаза, криво усмехнулся и бросил на стол мятую купюру.
– Сдачи не надо, – сказал он. – Передай своему дрессировщику, что нормальные люди водку из фужеров не пьют.